Комбо - страница 4

И всё же в толпе нашлись двое, которые заметили Игоря, мошку, собирающуюся вгрызться в этот залежавшийся фрукт. Один из них сначала стоял с закрытыми глазами и приподнятыми руками-антеннами, водил ими налево-направо, изображая локатор. «Смешной!» — подумал Игорь и щёлкнул его, успевая выставить нужную выдержку. Потом человек-локатор замер, открыл глаза, пошарил глазами и уставился не мигая. Ещё миг — и мужик улыбался так, словно он был адвокатом сдохшего дядюшки, много лет разыскивавшего наследника. Ещё миг — и эти двое начали ледоколом раздвигать толпу. «Бог предупреждал, что со мной будут играть!» — весело вспомнил Игорь. И он присел, некоторое время шёл на согнутых ногах, представляя себя подо льдом, а когда вынырнул — эти двое уже находились справа и озирались, пытаясь понять, куда исчезла их цель. «Я в домике, ментяры!» — тихо хихикнул Игорь. Бог предупреждал: нужно стараться, и Игорь старался.

Кто-то сунул ему в руки табличку на длинной палке. На картонном, заклеенным белым листом, прямоугольнике — радуга детства и слово «свобода». Да! Он хотел эту свободу, он хотел снова в детство, где всё было простым и понятным. И мороженое стоило три копейки невкусное, лимонное, и пять — вкусное, сливочное.

— Ты новенький?! — к Игорю обратилась лесбиянка с радужными сиськами.

— Нет, я старенький! — ответил, перекрикивая общий гвалт.

— А я тебя первый раз вижу!

— Я тебя тоже!

— Меня зовут Настя! Я люблю Лену!

— Супер! А я люблю музыку!

— Кого ты любишь?!

— МУ-ЗЫ-КУ! — проорал радостно, полураздетая Настя захохотала сиськами: «Ах-ха-хах! А какую ты любишь музыку?!»

— Я люблю разную музыку! А ты тоже за разнообразие?! Тебе тоже нужна свобода?!

Он с каждым словом почти попадал в темп музыки в наушниках, приглушённую праздничной радостной содомией на набережной.

— Да! Мне тоже нужна свобода! Ты молодец, что пришёл!

Какой-то мужик в радужном шарфе притиснулся к ним, взял Настю под локоть и провопил:

— Настюха, пошли туда! Там папарацци навалило!

Бедная юная Настенька, Игорь с сожалением проводил взглядом ложбинку на её голой спине. Лет через двадцать она будет ходить, как недолюбленная Лима, и бросаться на всех прохожих со своей собакой. Или не будет…

«Уходи, Настя, не уходи — желанная свобода достанет до ажурных перил над грязной рекой. Мы все будем счастливы и свободны! Грязи в подъезде станет меньше, Ульке повысят пособие, детский сад восстановят, Лиму полюбит настоящий мужик и отравит её собаку; Нинке пришьют ноги, а про заслуги Димы вспомнят. Внимания хватит всем, даже Вовочке в детском приёмнике-распределителе… — с этими мыслями он просунул руку в карманную дырку и дотянулся до устройства на жилете. — Свободы хватит на всех!»

Ментяра с руками-антеннами оказался неподалёку, всего в пяти метрах. Он нашёл Игоря, но всё равно поздно. Игорёчек уже чувствовал запах свободы. В последний раз он поднял вверх руку с табличкой, на которой сияла радуга и свобода. И нажал на «пуск»:

— За новый мир!

Неизвестный

Кап. Кап. Кап…

Монотонно капала вода. Мозг был настолько отрешённым, что не смог дать оценки — раздражает звук или нет. Сами собой открылись глаза и уставились в незнакомый потолок — однозначно. С чего я вообще решил, что потолок может быть незнакомым? Как будто запоминать потолки — моё хобби. Понадобилась ещё секунда, чтобы проанализировать состояние: голова — не болит, тело — тоже. И только звенящая пустота в мыслях, словно приходится продираться через вязкий туман. Ну же, давай, вспомни, черт тебя дери! Упрямый туман начал превращаться в кисель, давая понять, что так просто из себя не выпустит.

Я застонал от бессилия — и испугался, не услышав собственного стона. Ещё и онемел? «Здо-рово! Ве-ли-ко-леп-но!» — гнусаво пропел в голове знакомый голос. Ух, ты, уже что-то! Значит, не до чёртиков допился, вылечить можно.

ДОПИЛСЯ?

«… Давай, братан, за тебя! — где-то на подкорке внутричерепного кинотеатра возникло знакомое лицо, пьяное, красное и с каплями пота. — До дна!» Огромная рюмка приблизилась к глазам, издала характерный стеклянный звон и опрокинулась, закрывая обзор на фоновые пляшущие пятна. Кто был тот собутыльник, как его зовут — память не расщедрилась.