Комната 24 - страница 10

Несколько странно и чудаковато было довериться постороннему человеку. Но порой, говорить на чистоту с незнакомцем в сто раз проще, чем с самым близким человеком.

Сидя фактически на полу перед столом, заваленным едой, с закрытыми шторами (а окна стоит признать просто шик – огромные, да и квартирка не из дешевого десятка), я рассказала Дане больше, чем когда-либо позволяла говорить Тёме. А ведь тот мой лучший друг. Всегда им был. Но здесь – другое. Возможно, зарождение новых чувств. Возможно, появление новой ячейки в обществе – кто знает. Возможно, поварята просто провидцы и им виднее сразу: кто мне лучше подойдет. Потому что, когда как-то раз один весьма «очень-даже-ничего» парень стал со мной флиртовать, двойняшки сразу заявили, что он не «тот парень». А Даня им понравился сразу.

И как легко и свободно я называю его Даней. Просто удивительно.

Он рассказал о своем детстве. Как рос без родителей (и не особо-то любит о них говорить) – родной отец погиб на производстве, а отчим и мама все время работали, так что он рос с дедушкой и бабушкой в пригороде. Он очень их любит, ценит их мнения. Его лицо становилось светлее, когда он вспоминал о них. Как только стал нормально зарабатывать, начал откладывать деньги на приличный дом, дабы сменить трущобы. Хоть какая-та радость «старикам» на пенсии.

Конечно, он может думать, что хочет, но по мне так: какая может быть радость – вместо хрущовки драить особняк? Но это так – привычная колкость.

Даня на самом деле любит родных и заботится о них. Больше было даже не в его словах, сколько в мимике, в том, о чем беззвучно сообщали его глаза. Такие поразительно внимательные и нежные.

Дедушка и бабушка живут в загородном доме с хорошим участком. У его дедушки «золотые руки» и всему, чему мог, он обучил Даню. Бабушка обожает сад и «достает» разговорами о правнуках. Не то чтобы он сам о них не задумывался, просто пока еще не готов. И такое серьезное лицо при этом.

О себе я рассказала вскользь. Знаю, он мне доверился. Но ведь я его не обманывала. Мы с мамой живем вместе. Обе работаем: только она днем, а я – преимущественно ночью. Но сейчас это не так тяжело, как когда училась. Вот тогда я действительно мучилась от недосыпа.

- Мне кажется, - говорила ему в предрассветной заре, - мы с ней, как белки в колесах. Привыкли быть на дистанции. Сойдем ли сами? Вряд ли. Скорее уж нас сойдут.

Зачастую в моих словах мелькала горечь, но куда без нее. Дарья Валерьевна – так называемая старшая сестра, якобы карьеристка. Это все миф. Она почти сразу стала гулять от мужа во все стороны. И дети – они для нее вообще ничего не значат. И все бы ничего, но она сделала все, чтобы мы с мамой перестали с ней общаться.

- Ненавижу ли я ее? – Глухо задавалась вопросом. – Нет. Еще подростком я определила: ненависть и любовь – сильные чувства. Но безразличие – страшнее. Я стараюсь быть безразличной, холодной по отношению к ней… Но, кажется, я все еще ее презираю и ненавижу. От этого будет тяжело избавиться. Это сидит во мне, словно я собака Павлова. Рефлекс.

Даня понимающе усмехнулся. Теперь мне даже нравились его «кошачьи фырки» вместо нормального смеха или ухмылки.

- Мы все живые люди. Когда-то мама созналась, что не сильно переживала смерть отца. Мне было три, когда она повторно забеременела. Но отец больше не хотел детей, говорил, не потянем. А для мамы: ребенок – дар Божий. Она верующая, понимаешь? – Словно пытался ее оправдать, но для меня она в этом не нуждалась. Я уже заочно любила эту женщину. – Они поскандалили и дошло до того, что он ее избил. Дед с бабушкой тогда еще жили в деревне. Кажется, они так ничего и не узнали. Разве что бабушка догадывалась. Но, как говорила мама, после той «кровавой ночи» в ней словно отрубило. Как будто он умер для нее уже тогда. Ребенка она не доносила. А отец погиб через полгода. А еще через год она снова вышла замуж.

Его взгляд был стеклянным, обращенным в те далекие мрачные времена. Он прочувствовал материнскую боль, принял ее в себя. А его боль передавалась мне.

- Она очень сильная, я ею восхищаюсь, - поддержала его я.