«Компашка», или как меня выживали из СССР - страница 14

]. За эти деньги университет брался изучить многие вирусы, поражающие растения, а также построить полуавтоматическую систему для измерения количеств вирусов. Договор был немаловажен и для самого Атабекова. Он работал в учебном вузе (МГУ) и по закону — как руководитель хоздоговорной темы — мог платить сам себе из договора сумму, равную половине оклада заведующего кафедрой. Работникам научно-исследовательских институтов такое повышение зарплаты за счет договорных денег было законом запрещено.

Когда был создан наш институт, функции заказчика договора перешли в институт, и сложилась парадоксальная ситуация: институт платил деньги университету за ту работу, которая была запланирована для самого института, а заказчиком договора (Атабеков) было то же самое лицо, которое было его исполнителем (Атабеков в университете). Всё это при желании можно было представить как чистой воды аферу, и я, естественно, задумывался над тем, как этот узел разрубить, так как в любом случае ответственность за нее нес я как заместитель директора по науке. Я предложил Осе подумать над тем, чтобы перенести всю работу в институт, прекратив субсидировать университет. Но при этом он сам терял бы большие деньги и потому решил препятствовать такому новшеству.

Когда я получил отчет Атабекова по договорной тематике за 1975 год, то дал его посмотреть некоторым сотрудникам института — в том числе главному инженеру В. Н. Комарову, перешедшему к нам из МГУ. Неожиданно для меня Комаров пришел и сообщил, что половина договора, касавшаяся разработки нового прибора, — обман, ибо прибор этот был разработан три года назад, Комаров входил в коллектив разработчиков, и они даже выставляли его на ВДНХ и были удостоены за него медалями выставки.

Несмотря на то, что наши отношения с Осей были подпорчены предыдущими выяснениями истории с договором, мы еще хранили остатки дружеских отношений. Услышав такую новость, я попросил Атабекова как можно скорее ко мне заехать. Я думаю, ни для кого не секрет, что всякое новое начинание всегда встречает противодействие у многих людей, и понимал, что успехи с созданием института вовсе не располагают по отношению к нам все сердца кругом. Я осознавал, что к любой мелочи могли прицепиться недоброжелатели, почему и старался ни в одном вопросе не нарушать букву закона.

Наш разговор с Осей по поводу договора кончился плохо. На мой вопрос о части договора, связанного с созданием прибора, он в крайне раздраженном духе ответил, что эта часть вставлена по настоянию руководства биофака, чтобы платить деньги нужным людям, что и чисто вирусологическая часть делается руками дипломников — это их обычная академическая работа, они даже не знают, что позже их результаты будут вставлены в отчеты по договору. Куда идут деньги — это не мое дело. Мое дело подписывать бумаги, иначе меня ждут крупные неприятности. Он вышел от меня, хлопнув дверью, а на следующий день Турбин издал приказ, что часть моей ответственности как зам. директора по науке, которая связана с контролем за хоздоговорами, передается в ведение зам. директора Мелик-Саркисова.

Примерно в то же время я дал Атабекову еще один повод для неудовольствия. Атабеков как-то приехал ко мне с рассказом о его новых экспериментальных результатах. В ходе рассказа я уловил важную деталь: опытам не хватало существенных контролей, о чем я, возможно, не в мягкой форме, а прямо сказал Атабекову. Услышать вместо привычной похвалы и цветистого восхищения всем, что он делает, указание на грубую ошибку, оказалось для заведующего кафедрой МГУ трудно переносимым, и он уехал от меня в плохом расположении духа. А тут еще я мог напортить ему и фактом обнаружения махинаций с хоздоговором…

Но здесь, чтобы дальнейший мой рассказ был понятнее, требуется, видимо, некоторое отступление в прошлое наших с ним отношений

Мы познакомились с Атабековым еще в студенческие годы. В 1954 году я окончил среднюю школу в Горьком, уехал поступать в институт в Москву и был зачислен в Тимирязевскую сельскохозяйственную Академию. Это было первоклассное учебное заведение — со старыми, еще дореволюционными традициями передового вуза, с удивительным составом профессоров, которые жили, да не будет это сказано ради красного словца, интересами студентов. С первого же курса я вступил в Научное студенческое общество Тимирязевки и начал ходить по вечерам к доценту Владимиру Николаевичу Исаину, с которым мы подружились. Еще в школе я посещал аналогичный кружок доцента Петра Андреевича Суворова в Горьковском университете, научился там нехитрым приемам микроскопирования, приготовления анатомических препаратов, и теперь это очень пригодилось. Исаин поставил передо мной задачу вполне посильную, требовавшую аккуратности, усидчивости и лишь немного зависевшую от удачи. Я начал исследовать анатомическую структуру семенной кожуры различных представителей семейства тыквенных. Из чтения английских и немецких работ по анатомии мы почерпнули сведения, что можно размягчать кожуру семян специальным веществом. С помощью знакомых я достал около 60 мл вещества на одном из химических комбинатов города Дзержинска, и дела наши пошли хорошо. За год мне удалось получить качественные микрофотографии препаратов разных структур семенной кожуры чуть ли не трех десятков видов, входивших в многоликое семейство тыквенных растений, и на основании анализа анатомического разнообразия признаков прийти к заключению о путях эволюции семейства тыквенных. На годичной конференции Научного общества Тимирязевки моя работа была удостоена 2-й премии.