Комсомольский комитет - страница 9

стр.

— А вон, — она кивнула на парня в стеганке, который стоял в дверях и заинтересованно слушал, о чем говорили Русаков, Костоломов и комсорг с другой группой молодежи. Его словно осторожно приплюснутое чем-то лицо было такое хорошее, ласковое, что нельзя было даже на мгновение предположить о нем что-либо дурное.

— Он ваш муж? — спросил Игорь Тосю.

— Не знаю, кто он мне — муж или так кто, — подавив вздох, ответила Тося.

Игорь только сейчас заметил: фигура у Тоси округлившаяся. Игорь в нерешительности помялся, потом, сам невольно краснея, спросил:

— Беременность у вас от него?

— Да.

Тося тоже густо покраснела, но смотрела на Игоря, и ничто не дрогнуло в ее лице.

Игорю стало нестерпимо стыдно перед этой молодой женщиной.

— Разве здесь наведешь порядок? — повторила она. — Бубнова, она еще сегодня не пьяная. А то напьется, валяется на полу… поет, а то вдруг заплачет ночью на всю комнату. Нас тут сорок человек живет, а комендант один на все общежитие. Он к нам из поселка пришел один раз, так его ребята побили, он полгода и не показывается.

В комнате у ребят было еще хуже. Ни простыней, ни наволочек. На койках лежали лишь порванные матрацы, из которых торчала солома, да кое-где сбившиеся грязные одеяла. На столе чуть не в тарелку угодили почерневшие скомканные носки.

Парни косились на Костоломова. Он притих, ни о чем уже не спрашивал. Но почему-то вдруг вспотел и беспомощно стал рыться в карманах, отыскивая платок. Платка не нашел и, обмахнувшись рукой, снова сунул руку в карман.

Игорь собрал в эту комнату всю молодежь общежития. Он стал расспрашивать ребят и девушек, откуда приехали, давно ли на стройке, как живут.

— Нет, скажите, — обращался мальчик лет семнадцати, черноглазый и юркий, как цыган, больше к Русакову и к Костоломову, чем к Соболеву. — Вот когда заработка нет, это как?

— Ну подожди, — стараясь быть спокойным, говорил Соболев. — В этом месяце фронт работ не обеспечивается, а в прошлом?

— Да у нас и забыли, когда он обеспечивался-то! — сказал приземистый, обрюзглый не по возрасту паренек с очень хитрым взглядом.

— Обеспечишь вот с таким, как ты! — не выдержал Костоломов. — На еду у тебя денег нет, а небось если выпить захочешь — найдется!

— А вы мне не подносили, — огрызнулся тот.

— И не на свои пьем, — поддержал его цыганистый мальчик.

— Нам квартиранты вино приносят! — раздался новый голос.

— Что за квартиранты? — вполголоса спросил Соболев комсорга, которая с опаской оглядывалась.

— У них тут ночует незнамо кто, — ответила она. — Проходной двор это, а не общежитие.

— А вы поможете нам, товарищ секретарь? — робко спросил Соболева цыганистый мальчик.

Секретарь горкома комсомола — не то лицо, которое в силах распоряжаться на стройке, к тому же Соболеву, новому работнику, и разобраться-то в этом было трудно, но он не верил в невозможное и поэтому честно ответил:

— Обязательно поможем. А как же!

В общежитии Соболев не увидел книг. Оказалось, что даже в поселковой библиотеке никто не записан.

— А разве нам можно? — удивленно спросила Тося Белкина.

— Конечно, — ответил Игорь, укоризненно взглянув на комсорга, и попросил ее рассказать молодежи, где помещается библиотека, пообещал, что строителей запишут без очереди.

Провожали молодые строители неожиданных гостей, особенно Русакова и Соболева, очень тепло. Пусть те еще ни в чем не помогли, но кто не ценит простого человеческого внимания! И люди, которые мало видят его, тем дороже его ценят — дороже, чем даже Игорь представлял себе.

Возле машины Соболева остановила, тронув за рукав, девушка:

— У меня паспорт на прописке. Как же, мне завтра не дадут книжку? — тревожно спросила она.

Это была Бубнова.

— Я попрошу заведующую библиотекой, — ответил Соболев, стараясь, чтобы Бубнова не заметила его растерянности.

Но та боялась: не подумал бы Соболев, что она к нему подлизывается. Она сделала шаг назад, потом все-таки, вполоборота повернув голову, сказала нетерпеливо:

— Я «Белую березу» хочу взять.

В машине заспорили.

— Эту Бубнову выкину завтра к чертовой матери! — резко сказал Костоломов. — Расчет — и пусть идет на все четыре. Развращает тут. Тоже мне, навербовали!