Конармия - страница 74

— Семен Михайлович Буденный есть командир нашего конного корпуса! — бойко отчеканил Митька. — Да мы с ним, с Семеном Михайловичем, сколько уж раз этого Мамонтова гоняли и били. И того, что меня поранил, генерала Толкушкина, тоже лупили. — Он провел рукой по верхней губе, на которой усов еще не было. — Семен Михайлович тогда самолично Толкушкина в речку загнал. Толкушкин-то коня бросил и в камыши убежал. А Семен Михайлович коня его словил и себе взял. Добрый конь! Казбеком звать. Так теперь и ездит на нём… А меня акурат в том бою и поранили.

Митька замолчал, вытащил из кармана кисет с махоркой и, сильно волнуясь, чего почти никогда с ним не случалось, стал крутить папироску.

— А я, товарищ, пожалуй, на следующей остановке сойду, — сказал он солдату.

— Зачем?

— Чую, что Семен Михайлович где-то поблизости.

— Уверен?

— А как же!

— Смотри, к Мамонтову не попади.

— Не таковский.

Зарево за окном разгоралось все шире, колыхаясь и охватывая горизонт. Временами ослепительным фейерверком взлетали в небо яркие брызги огня, и тогда раскатывался глухой, потрясающий окрестности грохот.

В окно настойчиво постучали. Федя — он всегда спал одним глазом — проснулся и, вскочив с лавки, подбежал к окну.

— Кто? — спросил он.

— Я. Открой, Федя! — послышался голос Зотова. — Будите Семена Михайловича.

Хлопнув дверью, Федя выскочил в сенцы. В хате было темно. Адъютант торопливо чиркнул спичкой. Спичка зашипела, распространяя едкий смрад, загорелась синеньким огоньком. Адъютант зажег свечку и, быстро натянув сапоги, побежал будить командующего.

Следом за ним в горницу вошел Зотов.

Буденный, одетый, стоял у стола.

— Разрешите?.. Товарищ комкор, получен приказ, — сказал Зотов. — Мамонтов прорвался на Таловую. Корпусу приказано войти в преследование.

Буденный быстро взглянул на него.

— Вызови ко мне начдивов и комбригов, — сказал ан спокойно.

— Уже послано, товарищ комкор.

Будённый посмотрел на часы. Было без четверти шесть. За окном начало светать.

В горницу входили командиры. Первыми в сопровождении комбригов пришли Тимошенко, начальник 6-й кавалерийской дивизии, и его комиссар Бахтуров. Следом за ними появился Городовиков с плетью в руке. Он был в серой смушковой папане и кожаной куртке, перехваченной боевыми ремнями. Несколько позже вошли комбриги: толстый Маслак, с опухшим, хитроватым красным лицом, и Мироненко — донецкий шахтер, в прошлом уланский унтер-офицер, обладавший отменной дисциплинированностью и гвардейской выправкой. Маслак медведем пролез в уголок, тяжело сел на скрипнувший под ним табурет, сложил пухлые руки на большом животе и, помаргивая заплывшими глазками, приготовился слушать.

На совещании был вынесен один вопрос: приказ разбить Мамонтова.

Еще до совещания, когда Буденный прочел приказ, он сразу почувствовал, что на Центральном фронте назревают большие события и что уничтожение Мамонтова — это только начало широкой операции, задуманной командованием фронта. Вот почему, несмотря на то, что корпус не успел пополниться боевыми припасами, Буденный все же решил немедленно выступить.

— Я думаю, товарищи, — говорил он, ознакомив собравшихся с задачей, возложенной на корпус, — я думаю что с Мамонтовым мы быстро управимся. Били мы его под Царицыном, под Ольховкой и Дубовкой. В Дону купали. А теперь надо будет так его искупать, чтоб, как говорится, два раза окунуть, а один раз вытащить.

— Щоб душа с него вон! — пояснил с места Маслак.

— Плохо только, что мы остались без боеприпасов, — продолжал Буденный. — Семен Константинович, как у тебя со снарядами? — спросил он Тимошенко.

— На круг по десяти штук на орудие, Семен Михайлович, — сказал Тимошенко. — А что? Не в первый раз. Только бы до Мамонтова добраться, а там все найдем — и снаряды и патроны.

— И какава, — подхватил Маслак.

«Спирту тебе, а не какао!» — сердито подумал Зотов, вынимая гребень и неторопливо причесываясь.

— А у тебя, Городовиков? — спросил Буденный. Начдив доложил, что у него во второй и третьей бригадах имеется по половине боевого комплекта на пушку, а в первой бригаде, у Маслака, почти все снаряды расстреляны.