Конец атамана Анненкова - страница 9

Объявляя деникинский приказ «для самого широкого и быстрого распространения», диктатор Семиречья не боится выказать свою зависимость от союза Деникин - Колчак, он поддерживает и разделяет идею консолидации контрреволюционных сил. Между тем тот же Болдырев наделял Анненкова чертами «чистого абсолютиста», не признававшего над собой ничьей и никакой власти. С одной стороны, маленький ландскнехт, готовый к найму, с другой, - вожак атаманщины с девизом: «На небе - бог, на земле - атаман».

По убеждениям другого «деятеля белого движения» Г. Гинса, самостийный Анненков воскрешал своей фигурой определенные черты собирателя Запорожской сечи^>7.

Верно ли все это?

Передо мной 397 листов анненковских приказов, отпечатанных типографским способом, - пожелтевшие страницы в заплатках реставраторов, напоминающие своим цветом бакалейные кульки лавочников поры нэпа. Толстая крученая нитка собрала их в отдельный том. По нижней кромке многих приказов - рукописная строка: «Тождественность и достоверность документа подтверждаю. Анненков».

Что думал он, перечитывая свои приказы в камере следователя? Видел ли себя в прошлом неограниченным властелином, свободным от чужого диктата, зависимости и подчинения?

Очень сомнительно.

В заголовок своих мемуаров он вынес одно слово: «Колчаковщина». И этим все сказано. Он сам приковал себя к колеснице омского ставленника интервентов, был колчаковцем, монархистом чистейшей воды. Папуша его приказов - веское и доказательное тому подтверждение.

О чем бы ни решали в Омске - о военно-полевых судах, о добровольцах, о денежном обращении - и кто бы ни решал - сам Колчак, его Государственный совет, главный интендант или даже главный священник, - все это с чуткостью мембраны воспринималось штабом Анненкова, становилось приказом, типографской буквой, и на верблюдах, на лошадях отправлялось эстафетой во все уголки Семиречья.

- Но ведь Анненков не принял от Колчака предложенного ему генеральского чина? - возразит читатель, знакомый с процессом по сообщениям печати. - Разве это не жест неприязни и самостоятельности?

Нет, конечно.

Как выяснилось на суде, в отказе Анненкова было меньше всего борьбы и вызова. Он попросту колебался. Звонок Иванова-Ринова из ставки прозвучал в его штаб-квартире в один из первых дней диктатуры Колчака и мог означать только одно: приглашение в опричники.

Анненков, воздержавшийся от поздравительной депеши в адрес «искателя трона», выжидал, присматривался и, растерявшись от неожиданного благодеяния, ответил «крылатой» бравадой:

- Я бы хотел получить генеральский чин из рук государя императора.

- Ну, а позже? - спрашивали Анненкова в суде. - Вы отвели милость Колчака, а позже? Кто же сделал вас генералом?

- Колчак.

- Не странно ли, однако? Вы уклоняетесь от традиционной, по вашему выражению, обязанности поздравить Колчака с приходом к власти, а он открывает для вас двери своего генералитета?

- Я не был один. Поздравлений не прислали также атаманы Дутов и Семенов… Но обстановка прояснилась, и… пришлось…

- Что именно?

- Послать поздравления.

- Это сделали все трое?

- Насколько мне известно, да.

Не только переиздания приказов Колчака, но и все другие, собственно анненковские, сочинения, что собрались в отдельном приказном томе, говорили суду о том, что Анненков плыл в общем фарватере контрреволюции, сибирской и несибирской. Он словом и делом утверждал объявленную «верховным правителем всея России» политику беспредельного, а порой и бессмысленного белого террора и даже разъяснял политическое «кредо» Колчака, изложенное в приказе от 5 мая 1919 года: «Правительство идет по пути, указанному адмиралом Колчаком при его вступлении в управление», сказавшему тогда, что он «не пойдет ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности»…

Анненков приказом запретил пьянство в отряде. Но дурнохмельный самогон и после этого лился рекой. Тогда последовал другой приказ: замеченных в пьянстве судить военно-полевым судом не за пьянство, а за неисполнение приказа атамана. Он пытался изводить курильщиков опиума, расстреливал кокаинистов. Крайние меры шли от чувства страха перед растущим напором красных войск.