Конец смены - страница 54

. Заплачет ли? Упадет ли на колени? Может, будет рвать на себе одежду, и бить себя в грудь?

Обвинит ли во всем Ходжеса? Вряд ли, но это было бы самое лучшее. Это было бы просто замечательно.

— Хорошо, — говорит Бэбино. — Да, вы правы, я это могу. — Он обращается в равной степени к себе и к тому, кто, по идее, является его подопытным. Получается просто анекдот, не так ли? — Ну, по крайней мере, сейчас. Ведь, знаете, у него могут оставаться какие-то друзья в полиции. Может, даже много.

— Я их не боюсь и его тоже не боюсь. Просто не хочу его видеть. Ну, по крайней мере, сейчас. — Брейди улыбается. — А вот после того, как он узнает о девчонке. Вот тогда я захочу его увидеть. А теперь идите прочь.

Бэбино, который, наконец, начинает понимать, кто здесь хозяин, выходит из палаты Брейди. Как всегда, большое облегчение — выходить отсюда собой. Потому что каждый раз после того, как он, побывав Доктором Z, превращается в Бэбино, в сознание возвращается все меньшая часть доктора Бэбино.

Таня Робинсон звонит дочери на мобильный в четвертый раз за последние двадцать минут — и четвертый раз слышит лишь бодрый голосок Барбары: «Оставьте, пожалуйста, голосовое сообщение…»

— Не обращай внимания на все, что я говорила тебе раньше, — говорит Таня после гудков. — Я еще сержусь, но сейчас так волнуюсь за тебя, что мне плохо. Позвони. Мне нужно знать, все ли с тобой в порядке.

Она кладет телефон на стол и ходит узкими кругами по кабинету. Раздумывает, звонить ли мужу, и решает этого не делать. Пока не надо. Он склонен метать молнии от одной только мысли, что Барбара прогуливает школу, и он решит: именно это сейчас и происходит. Сначала Таня предположила это сама, когда позвонила миссис Росси — ответственной за посещаемость в школе «Чэпл-Ридж»: спросила, не осталась ли Барбара дома из-за болезни. Барбара никогда раньше не сачковала, но каждый нехороший поступок когда-то делается впервые, а особенно, когда речь идет о подростках. Только вот одна она никогда не сбежала бы с уроков, а, поговорив с миссис Росси, Таня обнаружила: все близкие подруги Барб в школе.

Тогда мысли ее стали более мрачными — у неё не шел из головы щит над городской скоростной автострадой, на котором полиция вывешивала сообщения о пропаже детей. Тане мерещился этот щит с надписью «Барбара Робинсон», который мерцал, как будто в каком-то адском кино.

Телефон играет первые несколько нот «Оды радости», и она бегом бежит к нему, думая «Слава Богу, слава Богу, я теперь ее из дома не выпущу до конца ве…»

Только на экране совсем не улыбающееся личико дочери. Там написано: «Главный городской отдел полиции». Ужас опускается в живот Тани, куда-то в глубину, и какое-то мгновение она даже не может пошевелить пальцем, чтобы взять трубку. Наконец ей удается нажать зеленую кнопку «Принять», и музыка смолкает. Теперь все в кабинете, особенно семейная фотография на столе, кажется слишком ярким. Телефон как будто сам подлетает к уху.

— Алло?

Она слушает…

— Да, это она.

Она слушает, а свободной рукой закрывает себе рот, чтобы не было слышно ни звука. Слышит собственный голос:

— А вы уверены, что это именно моя дочь — Барбара Розаллин Робинсон?

Полицейский, который звонит, говорит: да. Он в этом уверен. На улице нашли ее удостоверение личности. Матери он не говорит: чтобы прочитать имя хозяйки, с документа вытирали кровь.

Ходжес чувствует, что что-то нечисто, как только выходит на галерею, которая ведет от главного корпуса Мемориальной больницы Кайнера к Клинике травматических повреждений головного мозга, где стены выкрашены в спокойный розовый цвет и день и ночь звучит тихая музыка. Складывается впечатление, что все привычные дела остановились, и почти никто не работает. На дороге попадаются брошенные тележки с едой, на них остывающие тарелки с какой-то лапшой, которую в столовой клиники считают китайской едой. Медсестры собираются группками и тихо переговариваются. Одна, похоже, плачет. Двое практикантов склонились голова к голове возле фонтанчика с водой. Какой-то санитар говорит по мобильному, за что его теоретически могут уволить, но Ходжес считает, что ему ничего не угрожает: никто не обращает на санитара внимание.