Конкиста по-русски - страница 4
В другом конце ресторана за столиком сидели две дамы – одна постарше и другая – помоложе, совсем девица. Одеты для провинции более чем прилично, скромно, но со вкусом, обе в темном, почти без драгоценностей. У дамы постарше – только обручальное кольцо, у ее спутницы – тонкое колечко с крохотным камешком – бирюзой, в ушах – такие же сережки. Без шляп, без платков. У девушки – гладкая, без пробора, гимназическая прическа, тугой узел каштановых волос на затылке связан в бант черной шелковой лентой. Их завтрак – по чашке шоколада и по стакану армянского мацони с коричневой пенкой на белоснежной глади кислого молока.
Кудашев присел за свободный столик. Заказ подошедшему официанту был прост:
– Мне, как и дамам, шоколад, мацони, французскую булочку и коробку «Герцеговины Флор».
Через минуту завтрак был подан. Прохладное суфле кислого молока «по-армянски» – мацони – напомнило детство. Когда-то семья Кудашевых снимала комнату по соседству с купеческим домом Айвазовых, торговавших всем, чем только можно – от аргамаков до мацони. Чашка шоколада и папироса – атрибуты роскошной жизни – эти вещи в маньчжурском плену и присниться не могли.
Блюдце с пустым стаканом от мацони убрано официантом. На салфетку встала запечатанная золотой фольгой бутылка шампанского «брют» – «Вдова Клико» – пять рублей ассигнациями.
– Я не заказывал.
– Вам презент от польских офицеров!
Кудашев промолчал. В России есть поляки, но нет «польских» офицеров. Про себя отметил: эти «пшепатриоты» к офицерским погонам русской армии рвутся рьяно. А были ли шляхтичи под Мукденом?!
Паны явно нарывались на скандал. Сейчас начнется: «Пше просим пана поручника поддержать тост за велику и державну Речь Посполитую!». Потом начнут петь «Еще Польска не сгинела». Попойка обязательно закончится пьяной дракой и военно-полевой комендатурой. Пора уходить, покурить можно и в купе.
Встал, оставил на столике рубль серебром для официанта. Не прикоснулся к шампанскому. Стараясь не смотреть на поляков, надел фуражку и шагнул к выходу.
Услышанное остановило Кудашева:
– Шампань – не просто вино, это нектар любви, достойный богов! Ни Афродита, ни сам Дионис не пробовали этого золотого напитка. Польские офицеры преклоняются пред красотою русских панн и уже в третий раз пьют за их здоровье! Выпейте и вы вместе с нами!
– Я – жена полковника Баранова – начальника штаба Таманского полка в Асхабаде. Командиру 7-й Туркестанской конвойной команды подполковнику Држевскому Казимиру Ивановичу будут переданы самые лестные отзывы о поведении его младших офицеров во внеслужебное время!
– Полковнику Баранову самой фамилией положено носить рога! Ха!
– Вацек! Это просто белошвейки, нечего с ними церемониться!
Звон разбитого бокала. Женский визг. Польская ругань:
– Пся крев!
Пришлось развернуться. Разбитый хрустальный бокал в руке Вацека вот-вот коснется лица женщины. Прыжок – и кисть руки перехвачена и завернута за спину. Белоснежный накрахмаленный китель, как бритвой, распорот обломком хрусталя. Вацек со всего маху влетел лицом в текинский ковер. Алые цветы ковра скрыли брызнувшую из носа шляхтича кровь.
В самой низкой позиции, почти в «шпагате», уход от возможного удара в спину на два больших шага в сторону, резкий разворот, боевая стойка в полный рост.
Вацек лежал на полу в обмороке. Его собутыльники в полной растерянности стоят молча, поглядывают то на брошенные у стены сабли, то на тяжелую кобуру с офицерским четырехлинейным «Смит энд Вессон» на поясе Кудашева.
Между Кудашевым и поляками встал прапорщик Васильев.
Дам в вагоне-ресторане уже нет. Буфетчик и официант отсиживаются на кухне.
– Спокойно, панове, спокойно! – твердым голосом успокаивает поляков Васильев, и обращаясь уже к Кудашеву:
– Господин поручик, если возникнет необходимость, разрешите мне навестить вас в купе.
– Стреляться, здесь, немедленно! Через платок! Я – потомственный шляхтич! Мои предки – Сапеги – отличились еще на поле битвы Грюнвальда! – Вацек поднялся с пола.
– А вы, пан Сапега, – в ресторане! – продолжил Кудашев. – Господин Васильев, не откажите мне в чести, будьте моим секундантом. Имейте в виду, господа, я не затевал ссоры, не оскорблял господина Сапегу, и не считаю себя оскорбленным. Однако готов дать удовлетворение каждому, кто его жаждет. Револьверы, шашки, палаши – мне все равно! Честь имею.