Контакты с утопленником - страница 12

Начинала с решительным намерением объяснить ему или, точнее, объяснить себе наконец «черным по-белому», как я сама себя чувствую. И какие чувства испытываю к нему. И что я думаю о себе, и о нем, и о людях вокруг… людях, в сущности, постоянно уходящих от нас. Только мне все не удавалось, то есть не получалось откровений. Но, может быть, именно это меня успокаивало? Помогало мне всякий раз приходить к заключению, что в так называемом «духовном мире» человека истина, насколько она вообще существует, есть нечто неуловимое. Нечто, которое меняется так быстро и столь капризно, что даже не стоит его искать. Да и сам поиск, кроме того, что он лишен смысла, занятие тягостное. Он заставляет тебя принимать свое сознание как опасный перекресток, на котором в страшном хаосе — без светофоров, без регулировщиков или каких-либо ориентиров, снуют тысячи и тысячи ответов, по крайней мере дюжина на каждый вопрос. Спрашиваешь себя, скажем, о самом простом, изначальном — хочешь ли ты жить? — и хлоп, на тебя моментально налетают «да», «нет», «очень», «нисколько», «надо бы», «в какой-то мере», «не всегда», «зависит от обстоятельств», «при условиях, что…», «и да, и нет…»

О, Боже! А если это только у меня так? Неужели одна я до такой степени не разобралась сама с собой?

Я зарылась лицом в подушку. Попыталась заплакать, но не смогла и поэтому, хотя уже была почти полночь, снова села в кровати, положив только что написанное письмо на колени. Медленно перечитала его, покачивая в знак своего бессилия головой. Я была не в состоянии однозначно ответить даже на такой вопрос: почему, заранее зная, что не отправлю его, я написала столько лжи? Так что в нем действительно не было ничего, что, непременно вызвало бы слезы. И вот откуда шло это успокоение… только, пожалуй, в этот момент оно мне не было нужно.

Я стала раздумывать о доме, о чужом доме, где мне предстояло переночевать. Заснуть! — даже не увидев, как он выглядит сегодня. Я фактически не знала, где нахожусь. И, что гораздо хуже: у кого я поселилась! Я давно уже не имела представления ни о тете, ни о двоюродных братьях. Может, они стали… мало ли как они могли измениться за семнадцать лет. Да и есть ли у меня основания называть ее «тетей», а их «двоюродными братьями» — тоже вопрос при таких весьма туманных родственных связях.

Вообще, с какой стороны ни посмотришь, положение мое было достойно сожаления. Или я сама достойна сожаления с этим моим пессимизмом? Да, верно, в первый же вечер тут я пережила всякие ужасы, но ведь ни один из них не был реальностью? Иду по темному парку и «чувствую» духов вокруг себя — просто от страха. Чудится мне у окна мертвец, а он оказался просто парализованным господином Ридли. Выскакивает из-за моей спины какой-то старик, просто потому что очень услужлив, потом кричит во все горло, просто потому что глухой. Посещают меня, мягко говоря, какие-то «прозрения», необычные, но они легко объясняются переутомлением. Натыкаюсь в ванной на вроде бы уродливую, а на самом деле просто беременную женщину, поведение которой свидетельствует о том, что она просто сумасшедшая…

Или, если спокойно подумать: все, происходившее со мной до сих пор, вполне объяснимо — разнообразный по своим проявлениям, но совсем обычный ужас, который всегда был безосновательным! А к этому, чтобы дорисовать картину, можно добавить и жильцов — «двоих» или «троих», которые отправились в ресторан, наверное, они просто пьяницы, в то время, как госпожа Ридли, и ее сын и дочь, которые «так любят благотворительность», пожалели хоть коврика в мою комнату.

Ну что ж — вот и все, на данный момент. Кроме как: «Приятного отдыха, Эми!» Я нервно засмеялась, прикрывая рот рукой, что и переполнило чашу моего терпения по отношению к самой себе. Хватит! Хватит писем, раздумий и анализа. Успокоившаяся или плачущая, я не смогу не спать всю ночь. Я сложила письмо вчетверо и спрятала его под матрас; те, что писала дома, я уничтожила перед отъездом, но это я сохраню, по крайней мере, на какое-то время. Потом я смерила температуру, которая на этот раз оказалась, хотя в это трудно было поверить, нормальной. Я окинула еще раз взглядом большую, по-монашески строгую комнату, где, как договорились по телефону мой отец и госпожа Ридли, я