Кор-а-кор - страница 16
- Нормально, только пить хочется.
- Эт хорошо, что нормально. А пить будет. Щас узрим, чо ты там приволок, и выпьем, а то душа, блин горелый, просит.
Прибежала жена старосты, держа в вытянутой руке фонарь. Забрав у неё фонарь, Трофим коротко рявкнул:
- Брысь отсюда, а то еще орать будешь.
Сам подошел к телу, нечетким контуром лежащим на земле, наклонился, поднес фонарь и резко вскочил матюкаясь на всю округу. Причем постоянно поминая левые ноги и правые ноздри. Я так понял, что у них тут в деревне это древний обычай, крутить всех через вышеперечисленные части тела. Отведя душу и переведя дыхание, Трофим поднес к моему лицу фонарь, проникновенно посмотрел мне в глаза.
- Слушай, а давай выпьем?
Я радостно и энергично закивал головой.
- Давай.
Трофим, продолжая ругаться и крутить через ноздрю всех предков убиенного оборотня, махнул рукой, мол пошли за мной. И пошел к дому.
Я крикнул вдогонку:
- А труп?
На что мне лаконично ответили:
- А чо с этой сволотой будет?! Кому оно нужно?
С этими весомыми доводами я полностью согласился. А как тут не согласится? Когда на самом деле выпить захотелось, а тут, бац, и дармовая выпивка. Поэтому я, бросив последний взгляд на тело оборотня, побежал за уже зашедшим в дом Трофимом.
За столом мало что изменилось, все так же спал лицом в тарелки Зоська, выводя замысловатые рулады носом, также стояла заветная бутыль на столе, только бедная жена старосты. подсыпала грибочков да нарезала мяса.
Трофим водрузил свое огромное тело за стол, взял бутыль в руки, налил мне и себе, ударил по плечу спящего Зоську, спросил его:
- Пить будешь.
На что ответом ему было громогласное сопение, но когда он уже решил поставить бутыль на стол, рука спящего протянулась к стакану, схватила его и протянула по направлению к сидящему Трофиму. Староста хмыкнул, наполнил тару. Посмотрел на меня и глубокомысленно сказал.
- За тебя, господин хороший.
Чокнулись.
Выпили.
Закусили.
И так много раз, а потом еще чуток.
Все.
Не помню!
Глава 3
Проснулся от многоголосного шума, причем голосили так, что моя многострадальная голова готова была лопнуть от этого шума. Ну, конечно, еще и от того, что выпили сегодняшней ночью ну очень много самогона. Сначала даже был разговор по делу и не очень. С равным успехом обсуждали и девок, и лошадей. А когда заговорили о метании колющих - режущих предметов, то вообще диспут разгорелся нешуточный, причем Зося не выходящий из пьяного сна, поддерживал как и меня, так и старосту деревни. А потом, когда содержание спиртного превысило критический уровень, разговор плавно съехал к вечным - уважухам, и так держать. А потом не помню, хоть убивайте меня.
Кое-как поднявшись, я посмотрел на то на чем собственно лежал. Оказывается все не так уж и плохо. Подо мной был добротный матрас, набитый свежим сеном. А сверху кто-то заботливый укрыл меня старым кожухом. Я попытался вызвать своего зверя, но тот даже не обозначился, скорее всего мстя мне за вчера за то, что не дал ему вволю порезвится. Ну что ж, будем выживать, ибо жизнью назвать мое состояние, язык не поворачивается назвать.
Подойдя к окну, я посмотрел на улицу. Перед калиткой огромным монументом сильной воли и железному здоровью возвышался Трофим. Окружали его, скорее всего, все жители деревни. Причем голосили знатно. Махнув на все это рукой, я подошел к столу, где кто-то заботливый, дай ему Светлые Боги долгих лет жизни, оставил бидон с рассолом. На несколько долгих и приятных минут я припал к этому сосуду с божественным нектаром. Чуток полегчало, но теперь перед до мной встала другая задача, облегчиться. Выбежав из дома, я трусцой побежал в нужную мне кабинку, совершенно не обращая внимания на крики:
- Гад мохнатый!
- Вот он, душегуб!
- Убивец!
- Пошел вон из нашей деревни!
Выйдя из ветхого строения, я вздохнул полной грудью, жизнь однако начинала налаживаться. Почувствовав себя чуток получше, я решил разобраться в постановке вопроса касаемого моей скромной персоны. С этой целью подошел к калитке, остановился рядом с Трофимом, посмотрел на членов народного собрания, народ притих, видимо ожидая пламенной моей речи в свое оправдание. Но я решил покуда на него, то есть на народ, внимания особого не обращать и, тяжело роняя слова, спросил старосту: