Король трёх океанов - страница 12
Мои глаза сами собой закрылись, и я, пробормотав: 'Спокойной ночи, сэр', уснул.
После этого происшествия у нас с капитаном появилось... не знаю даже, как сказать... что-то вроде дружбы. Впрочем, дружбой это не назвать - ведь её не может быть между волком и овцой. Лучше всего сказать так: наши отношения стали хорошими. Хорошими настолько, насколько это возможно в сложившейся вокруг меня обстановке.
Мы стали интересны друг другу. Теперь капитан по-настоящему питал ко мне симпатию - не такую, какую он "разыграл" во время своего пребывания в трактире. Это был просто искренний интерес друг ко другу.
Я увидел в этом коварном и жестоком пирате человека, человека, способного не только на убийства, но и на какие-то человеческие отношения. А Хью заботился обо мне как о своём родном сыне. В его зверской душе пробудилось что-то вроде сострадания к обманутому и, по сути, похищенному им мальчишке.
Одноглазый Краб учил меня владению всеми видами оружия, морской навигации. Теперь я знал, как заряжать пушку, стрелять из мушкета, прокладывать маршруты, измерять расстояние по карте, узнавать глубину, скорость судна, определять местонахождение корабля... Этим, и ещё многим другим я обязан моему 'педагогу' - Джону Хью.
Я стал любимчиком всей команды. Палмер, у которого я когда-то был чем-то вроде раба, уже не загружал меня работой - только пол изредка помыть, да овощи кое-когда почистить. Он угощал меня разными вкусными блюдами и учил их готовить.
Тёрнер частенько, встретив меня, объяснял что, где, почему и как на корабле. С ним я выучил названия мачт и парусов.
Штурман Саймон Филипс по кличке Череп, тоже участвовавший в недавнем заговоре, каждый день рассказывал мне какие-то интересные истории из своей жизни. Впрочем, капитан делал тоже самое. У них было своего рода соревнование: кто кого интереснее расскажет историю.
Подчас эти рассказы были страшными, леденящими сердце - в них повествовалось о крови, убийствах и казнях. После таких я долго не мог уснуть. Однако, в основном это были весёлые сценки из жизни моряков.
Наверное не стоит объяснять причину, благодаря которой ко мне особенно хорошо относились бывшие заговорщики.
На всём судне лишь только корабельный хирург Роберт Хайг, имевший деревянную правую ногу, обращался со мной, как с щенком. Этот Хайг - ужасный человек, и впоследствии он ещё покажет свою натуру.
И вот однажды (это произошло через двадцать четыре дня после события с сорванным мной убийством) случилось одно очень важное событие, с которого, по сути, и начались все наши приключения.
Началось всё с того, что мы захватили одно из попавшихся на пути судов. Это был довольно-таки большой бриг, плывший под испанским флагом.
Я никогда не участвовал в грабежах, и этот был не исключение. Я только краем глаза видел его.
Как обычно это бывает во время боя, палуба брига залилась кровью. Слышались крики и стоны, ругательства и выстрелы. Я удивлялся, как в такие моменты преображался Хью! На его лице не оставалось ничего человеческого. Теми руками, какими он вчера рисовал на куске доски секстант и астролябию, сегодня он убивал людей. В его глазах, где недавно светилась доброта, сверкала злоба и жестокость. Голос, по временам бывавший ласковый, становился грубым и хриплым.
Одноглазый Краб обладал немаленькой физической силой: одним взмахом тесака он частенько укладывал двоих, а то и троих человек. Он прекрасно стрелял, всегда, например, попадая с первого раза в подкинутую бутылку.
По его словам, всем этим он овладел в совершенстве во время плаваний с Чёрной Бородой (иначе Эдварда Тича). Если верить ему, там он был штурманом, и участвовал в таких страшных делах, о которых если начать рассказывать, то бумага не выдержит.
Я слышал, например, историю о том, как Тич по совету Хью скормил акулам тридцать шесть человек с захваченного судна, ещё семерых заставил пройтись по доске, а остальных протянул под килем. И это, по его словам, были ещё 'цветочки'. 'Хуже старика Тича не было на свете человека!' - говаривал наш капитан.