Королева Брунгильда - страница 12

Эта «националистическая» модель, сама по себе вполне приемлемая, в 1930-е гг. получила зловещее применение. Под пером нацистских теоретиков этническое единство германских народов быстро превратилось в расовое, и общая кровь завоевателей Римской империи стала аргументом, оправдывающим новые завоевания. Именно в рамках возврата к теории, извращенной подобным образом, историки второй половины XX в., прежде всего историки авторитетной австрийской школы, снова обратились к текстам.

Они впервые заинтересовались численными оценками, которые предлагают древние авторы. Количество варваров неожиданно оказалось маленьким: так, готы, бесспорно крупнейшая группа, насчитывали в момент вступления на римскую землю в лучшем случае несколько сот тысяч человек. Численность других народов редко превышала несколько десятков тысяч. Этот вывод вносит новый оттенок в представления о демографическом динамизме скандинавов и даже, не столь явно, ставит под сомнение способность этой горстки людей сокрушить империю с более чем сорокамиллионным населением.

В то же время выяснилось, что представление о «биологическом» единстве варварских народов не выдерживает критики. Например, оказалось, что в последние годы VI в. в число лангобардов входили саксы, гепиды, свевы, остготы, а также значительное число римских дезертиров; и однако два поколения спустя потомки их всех называли себя «лангобардами». Получается, что идентичность варварских народов была не биологической, а культурной.

Чтобы разобраться в процессе аккреции, позволяющем довольно разношерстным группам превратиться в сформированный народ, австрийская историческая школа^>{29} разработала модель «этногенеза». Ее основная гипотеза состоит в том, что в первоначальном переселении варварских народов участвовало лишь ограниченное число лиц, самое большее несколько тысяч. Этот маленький клан перевозил с собой идентифицирующее название («франки», «лангобарды», «готы»…), а также «ядро традиций», служащее опорой для этой идентичности. Это «ядро традиций» могло включать рассказ о происхождении, религию, язык, обычаи, властные ритуалы и, возможно, привилегированный род, из состава которого выбирали вождей. На каждом этапе переселения к этой центральной группе присоединялись внешние. Новые пришельцы на время принимали название и идентифицирующие знаки носителей «ядра традиций», прежде чем слиться в единый народ или вновь обрести независимость.

Но если с конца V в. есть немало подтверждений модели этногенеза, то для предыдущей эпохи, то есть для веков, когда германские народы находились за пределами империи и должны были бродить по Европе, результаты современных исследований ставят под вопрос допустимость этой гипотезы.

Прежде всего, существование «ядра традиций» предполагает, что все представители одного и того же народа, каким бы ни было реальное происхождение этих индивидов, имели одну и ту же материальную культуру, то есть обладали более или менее идентичными одеждами, оружием и украшениями, позволяющими им опознавать друг друга. А ведь содержимое захоронений вызывает у археологов все больше вопросов. Так, франциски находят на территориях, где, как предполагается, никогда не жил ни один франк. И напротив, следы дунайского влияния обнаруживают у народов, никогда не ступавших на равнину Добруджи. На многие объекты и мотивы, которые считали «идентифицирующими», как будто скорее повлияла мода: материальные культуры распространялись среди германских племен вовсе не обязательно в связи с перемещениями людей. Было ли, в таком случае, великое переселение?

Подозрения возникают и у историков. Верно ли, что знаменитые мифы о происхождении, которые германские народы якобы принесли с собой из далекой Скандинавии, представляли собой фонд устных легенд, которые в каждом поколении распространяла группа — носитель «ядра традиций»? Все рассказы, которыми мы располагаем, записаны позже, в лучшем случае в VI в. Многие собраны с бору по сосенке и заимствуют один пассаж у греческого географа, другой у римского историка. Любопытно, что все варварские народы как будто однажды встречали Энея или какого-то другого героя Троянской войны… Конечно, в этих рассказах есть некоторые чисто «германские» элементы, но они немногочисленны и, как правило, связаны с недавним переселением, отделенным от рассказчика довольно коротким отрезком времени. Некоторые историки даже доходят до вывода, что мифы о происхождении зародились в королевствах VI–VIII вв., в эпоху, когда варвары, как мы сегодня, тщетно пытались понять свою прежнюю идентичность