«Короли» снимают табель - страница 33

— Все у нас было, — горестно вспоминает мать Николая. — Коля ведь у меня сантехник. Хорошо зарабатывал. Да толку-то что? Магнитофон купил? Купил. Пропил. Приемник купил? Купил. Пропил. Костюмы хорошие справил? Справил. А где они? — Женщина тихонько сморкается в уголок фартука, чтоб не видно было ее слез.

— Но как все это началось? — спрашиваю я, когда она успокаивается.

Мать беспомощно разводит руками.

— Улица, улица испортила. Компания такая попалась, затянула…

Компания. Улица. Я понимаю, что вкладывала в это понятие мать Николая. Улица — это азартные игры на деньги, улица — это папироса в зубах малолетнего пацана, улица — это обслюнявленное, переходящее изо рта в рот горлышко бутылки, изощренная ругань, пьяная драка в подворотне. Такой улицей обычно верховодят всякие темные людишки, стремящиеся подчинить себе безусых молокососов. Сначала они делают их своими собутыльниками, потом соучастниками нечистоплотных делишек.

Но ведь на этой же самой Дегтярной, более того, в этом же самом доме выросли стоящими парнями многие Николаевы сверстники. Почему же Николай променял завод на пивную? Почему отбился, как говорится, от рук?

Не в том ли причина, что рос парнишка без отца, что не могла уследить за ним вечно занятая работой мать? Что не под силу было слабохарактерной, души не чаявшей в единственном внуке бабушке совладать со своенравным подростком? И вот безнадзорный и, в сущности, предоставленный самому себе Николай становится «уличным».

С тяжелым сердцем вышла я от Тенькиных. А проходя по двору, увидела, как какие-то великовозрастные парни с гиканьем и улюлюканьем гоняли голубей. Возле забора на опрокинутом ящике шло жаркое картежное сраженье, и каждый взмах захватанной карты сопровождался отборной руганью.

…Я вспоминаю об этом по дороге в совхоз, где живет рабочий народ, где, как сказал мне капитан, «создана атмосфера общественной нетерпимости к тунеядцам», где их учат жить в труде. Чтобы не уподобились они тунеядам — насекомым, или паразитам-растениям, что существуют за счет других. А чтобы стали они людьми.

— Прежде всего зайдем к коменданту, — говорит капитан, когда мы, наконец, добираемся до цели нашего путешествия — села Отрадного.

Лейтенанта Ливанского мы находим без труда — он живет в общежитии вместе с совхозными рабочими и переселенцами.

— Как дела? — осведомляется у него Бойченко. — Что, неукротимый Пшеничный все еще воюет?

— В камере предварительного заключения воюет, — лейтенант мрачнеет. — Оформили по 206-й. За хулиганство.

— Ну, а Жирков?

— День работает, два гуляет.

— А Севастьянкин как?

— В порядке. В общем все на уровне. Вот только новенький…

— Давай-ка пройдем по комнатам, посмотрим, — и Бойченко направляется к двери.

Первым, кого я увидела в общежитии, был мой «старый знакомый» Тенькин.

— Новенький, — комендант кивнул в его сторону. — День-деньской матрац продавливает.

Тенькин, словно речь идет вовсе не о нем, невозмутимо курит и следит за колечками дыма.

— Как можете вы спокойно смотреть на такое? — вскидываюсь я, когда мы выходим в коридор.

— Нагляделся. — Лейтенант достает из портсигара сигарету. — Что здесь два года назад творилось, когда привезли первых поселенцев! Залегли все по койкам, и конец. Дела, говорят, не голуби, не разлетятся.

— А теперь-то они работают? — допытываюсь я.

— Теперь? Да вы, товарищ корреспондент, лучше свежим глазом сами посмотрите.

И «товарищ корреспондент» стала все смотреть «свежим глазом». Увидела книги на тумбочках, музыкальные инструменты. И не без удовольствия отметила: в комнатах ни души.

И еще одна любопытная деталь так и просится в мой блокнот: заведующая совхозным магазином полушутя, полусерьезно жаловалась: не выполняется-де план товарооборота из-за того, что мал здесь спрос на… вино-водочные изделия.

Вечером, когда в общежитии стал собираться народ, мое внимание привлек худощавый мужчина. Он занимался рисованием. По красному полотнищу он старательно выводил: «Повысим производительность труда».

— Наглядная агитация, — поясняет комендант, и неизвестно, что он имеет в виду: самый плакат или то, что поселенец во внеурочное время по собственному почину занимается нужным для совхоза делом.