«Короли» снимают табель - страница 32
В зал с шумом влетает пергидрольная блондинка. Осторожно оправляя плиссированную юбку — «не смять бы!» — она втискивается рядом со мной и тотчас начинает сыпать сто слов в минуту.
— Ой, вы только посмотрите, он же совсем молодой! Интересно, кого он убил, кого он ограбил, этот красавчик? — громко, на весь зал тараторит блондинка.
— Себя, — невозмутимо констатирую я.
— Ой, какой кошмар! — Дамочка топорщит намазанные ресницы, но тут же спохватывается. — Нет, вы смеетесь! Неужели вы думаете, я настолько глупа? По-вашему, выходит, что этот обворожительный брюнет залез сначала к себе в карман, а потом на самого же себя наложил руки! Ха-ха! Так я и поверила!..
— Суд идет! — раздается голос секретаря.
Все встают. Разговоры обрываются на полуслове. Со скамьи подсудимых развязно поднимается парень.
— Почему не работал? Я работал, — неуверенно бубнит он. — За февраль у меня три рабочих дня, за март почти неделя.
— И это вы называете работой?!
Да, время от времени Тенькин действительно устраивался на работу. До первого аванса. А потом… Потом здоровенный балбес день-деньской пьянствовал, сквернословил, скандалил.
— Итак, заработки ваши были случайными. На какие же средства вы, Тенькин, имели возможность вести такой образ жизни? — в упор спрашивает судья.
Верзила сутулится. Голова с подстриженной по-модному челкой опускается так низко, что не видно больше ни одутловатого лица, ни безвольных губ.
Тенькин стоит, не подымая глаз. Ведь иначе его взгляд встретится с глазами двух женщин, сидящих в первом ряду. Они смотрят на него в упор, не отрываясь, эти две женщины — мать и бабушка. У матери вздутые вены на натруженных руках, у бабушки от старости трясется голова. Жалованье уборщицы, старушечью пенсию — все пропивал «любящий» сынок и внучек.
Решением суда «Николай Тенькин, 1942 года рождения, ранее не судимый, нигде не работающий, ведущий паразитический образ жизни, высылается из Одессы и направляется на поселение сроком на три года с обязательным привлечением к труду».
Зал постепенно пустеет. Решение суда о Тенькине встречено присутствующими одобрительно. «Давно пора не давать спуску лодырям». Недовольна только «химическая» блондинка.
— Подумаешь, удивили! Мальчик не хочет работать! Так за это его уже надо выслать, чтоб он моря не видел?! Что касается меня лично, так я тоже предпочитаю не греметь табелем, — и, пренебрежительно передернув плечами, она уходит.
Рука об руку, поддерживая друг друга, направляются к выходу мать и бабушка Тенькина. Старушка украдкой утирает слезы.
Я решаю выждать неделю-другую, а потом отправиться вслед за Тенькиным и посмотреть, как будет происходить его «лечение» трудом.
Мне повезло — Василий Владимирович Бойченко из Управления охраны общественного порядка, «главный капитан над всеми тунеядцами», как раз собрался в совхоз «Степное» навестить двадцать девять своих подопечных.
— Значит, увидим двадцать девять Обломовых, — усмехаюсь я.
— Не только Обломовых. Там и Ноздревых хватает, и Остапы Бендеры тоже водятся, — уточняет капитан.
Капитан раскрывает папку, в которой собраны «дела» всех двадцати девяти, все биографии, все справки из вытрезвителей, все протоколы о нарушениях, все акты о скандалах и драках. Здесь же заполненная на каждого «Тенькина» анкета, где, помимо обычных параграфов, имеется еще специальная графа: «особые приметы». Тут же подклеены и фото. Само собой разумеется, что все они выглядят по-разному: у одного из них короткая шея, у другого, наоборот, длинная с кадыком. Один отек от пьянства, другой по этой же причине высох. Однако есть у всех двадцати девяти одна общая особая примета — все они тунеядцы, бездельники, дармоеды, живущие за счет чужого труда.
В папке есть, конечно, и анкета Николая Тенькина. Но ведь ни одна анкета не расскажет о том, как и почему человек становится тунеядцем. А именно это мне хотелось знать, прежде чем я отправлюсь на поселение вслед за своим «героем».
И поэтому я решила еще до поездки побывать в доме на Дегтярной улице, где до ареста жил Николай.
Вот и квартира номер десять. Две маленькие, очень чистые комнатки, обстановка скудная.