Короткая дорога - страница 12

Но почему бы и нет, спрашивается? Надо лишь придумать обоснованный повод для визита.

Есть! Баба Зина на прошлой неделе невзначай намекнула, что ей надо бы вывезти на свалку старую стеклянную посуду, — времена, когда старушки дисциплинированно сдавали бутылки в ларёк стеклотары, в посёлке давно прошли, — а сын с невесткой в Крыму на месяц, помочь пожилому человеку некому…

С тем я и нажал чёрную кнопку звоночка на калитке Зинаиды Георгиевны со стороны улицы. Причём не факт, что она услышит, если возится с грядками.

Калитка распахнулась почти сразу.

— Лёнечка, здравствуйте! Вы заходите, заходите. Я только чайник вскипятила!

Дачные соседи всегда всё про всех знают, я не исключение. Бойкая старушенция получила участок в Моторном ещё при советской власти в поздние семидесятые, поскольку её ныне усопший супруг возглавлял профком одного из ныне закрытых НИИ. Воспитала здесь сына (тогда комсорг, ныне бизнесмен), теперь взращивает на песчаной карельской почве внучек. Очень приличная “старорежимная” семья, хотя сынок Паша самую чуточку панибратски-хамоват в стилистике девяностых — не отучился за четверть века. Но я не обижаюсь, бывает.

А вот мама у него хорошая: печет блины, нацепив отлично сохранившийся синий спортивный костюм с эмблемой “Олимпиада-80”, ходит в лес за черникой и варит варенье в тазике, участвует в общественных мероприятиях дачного товарищества — типаж “социально активной пенсионерки”, без намёка на занудство и сквалыжничество.

От чая отвертеться не удалось. Я намекнул, что могу вывезти мусор (того мусора оказалось два с лишним десятка накопившихся с зимы бутылок и мешок пустых консервных банок), был мигом усажен за стол, одарен холодными оладьями и прямо-таки огромной кружкой со свежезаваренным чаем с мятой.

Баба Зина очень седая, худенькая, шустрая. Запах хороших заграничных духов, что вполне совмещается с поливом томатов. Следит за собой.

Для начала поговорили о всяких глупостях. Как ваш бизнес, Лёня? У Пашеньки, вот беда, всё лето дела идут неважно — эпидемия, будь она неладна. Вы вообще верите в этот коронавирус? Да, я тоже верю, умер муж старой подруги, но ему и было за семьдесят, осложнения.

— Зинаида Георгиевна, можно глупый вопрос? Вы тут живете сорок с лишним лет. Никогда не замечали в поселке ничего… Ничего странного? — Странного? — бабуля приподняла чуть подведённые брови. — Лёня, я не поняла слово “странное”. В восемьдесят втором, — как раз осенью Брежнев умер, — в Моторном погибли три курсанта из речной мореходки, были на практике, где-то нашли метиловый спирт. Ну и… Сами понимаете. Пили в те времена страшно, жуть вспомнить. Расследование было, участковый со следователями ходил по дачам, вдруг кто-то торгует из-под полы… — Я не об этом, — очень мягко сказал я. — Мало ли, вдруг случалось, будто из-за окна кто-то зовёт? И голос такой… Неприятный. Будто неживой.

Выложил бабе Зине ночную историю, в которой ничего особого по большому счёту не было: вдруг мне просто почудилось спьяну? Говоря откровенно, я после полуночи незаметно для себя оприходовал треть бутылки “Лагавулина” за книжкой Кирилла Ершова.

Я ожидал чего угодно, только не подобной реакции.

…— Дайте… Вон там на буфете, нитроглицерин! Красная трубочка!

Зинаида Григорьевна побелела в прямом смысле этого слова — я был уверен, что так бывает только в книжках романтических писателей эпохи Александра Дюма. А тут вполне здоровая, розовощёкая, проводящая лето на свежем воздухе старушка вдруг сдулась будто проколотый воздушный шарик. Румянец на щеках заместился туберкулезной болезненной желтизной.

Две капсулы нитроглицерина подействовали.

— Лёня, расскажите подробно — что произошло. Что вы слышали?

Я повторил. Не упоминая, разумеется, о “короткой дороге” — незачем озвучивать вчерашнее приключение, а то ещё примет за сумасшедшего. Слышал, мол, в ночи непонятное. Поцарапанная дверь машины. Кот Маркентий с утра сидел и смотрел.

— Тридцать пять лет… — проронила в ответ баба Зина. — Ну да, конечно, август тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Может помните, тогда ещё Фестиваль молодёжи и студентов проводили. Тридцать пять лет! — Простите? — не понял я.— Леонид Андреевич, милый, вы всё равно не поверите. Вы из другого поколения, у нас разный склад мыслей. Вы должны понимать, что тогда о подобных вещах говорить публично не рекомендовалось, а потому возникали самые разные слухи…