Корж идет по следу - страница 24
В один прекрасный день к Даниле Наумычу заявились соседи и имели с ним серьезный разговор.
А вскоре после этого Лешка уехал в город, якобы учиться. Чем он занимался там на самом деле, никто не знал.
Два года прошли. Теперь Лешка даже не представлял себе, как он проживет в деревне хотя бы два дня…
Лешка поднял голову на Антона, спросил сразу, чтобы не ходить вокруг да около:
— Ты за мной приехал?
— Угадал, — усмехнулся тот.
— Я так и думал. Иначе батя и на дорогу расходоваться бы не стал. Только не пойму, зачем я ему понадобился. Раньше от меня было мало проку, а уж теперь и подавно.
— Боится, как бы совсем не испортился, вот и хочет, чтобы на отцовских глазах был.
— Ха-ха! А может, я уже испортился…
— Ничего, батя умеет мозги вправлять!
Лешка бесшабашно сплюнул.
— Руки коротки, не достанет!
— Значит, не поедешь?
— Нет. Зачем?.. Здесь я вольная птица, куда хочу — туда и полечу. Вот когда он отдаст богу душу, я за наследством приеду. Он, наверное, за это время еще больше в кубышку отложил?..
— Не знаю, не считал. Только, пожалуй, ничего тебе не достанется, если не поедешь.
— Ты думаешь?
— Он говорил.
— Ага! — Лешка на минуту задумался. — Брехня!.. По закону все, что положено, до копеечки возьму. А если и нет — плевать! Сам разживусь.
— Ну, сударь, проплюешься. Как я погляжу, немного богатства накопил в городе-то. Разве что, вон, штаны завел модные да в хоромах живешь. — Антон презрительно скривил губы, обвел взглядом комнату, в которой ютился Лешка с приятелями.
А комната действительно имела совсем не хоромный вид. Старые, выцветшие обои во многих местах висели лоскутьями, пол и потолок были одинаково грязного цвета. Окно, на три четверти заколоченное фанерой, почти совсем не давало света даже днем: в ясную солнечную погоду в комнате царил полумрак.
Меблировка состояла из четырех узких железных кроватей, покрытых тощими соломенными тюфяками и серыми солдатскими одеялами, грубо сколоченного стола и четырех таких же табуреток.
Какой-то маленькой претензией на уют веяло разве лишь от аккуратно приколоченных над каждой кроватью фотографий. Тут были портреты самих жильцов и каких-то девушек вперемежку с Монти Бенксом, Мери Пикфорд и Игорем Ильинским, потом шли виды настолько красочные и заманчивые, что не верилось, существует ли все это в действительности.
— Нам здесь не век жить. Будет кое-что и получше этой дыры.
— А я думаю, лучше уж не найти.
— Найдем, — убежденно повторил Лешка. Он прищурившись посмотрел на брата. — Думается мне, что завтра ты запоешь совсем по-другому, от удивления рот разинешь…
— А я могу и сегодня разинуть, мне не трудно…
Лешка хлопнул кулаком по столу:
— Ну, довольно! Не хватало, чтобы ты еще меня учил!..
— Никто тебя не учит, только добра желают.
— Это какого же, если не секрет?
— Батя хочет новую мельницу строить, паровую. Четыре постава на шелковых ситах…
— А мне-то что?..
— То. Для тебя все это затевает.
— Ха-ха-ха! — раскатился Лешка, откидываясь на табуретке и хватаясь за голову. — Господи, твоя воля!.. Из Лешки Воронкова решили сделать мельника… Без меня — меня женили!..
— Ну, женишься-то сам.
— Что, и об этом подумано? Или даже решено?
— Есть у отца кое-кто на примете.
— Даже кое-кто. Ловко!.. На выбор, а?..
Лешка усмехнулся, прошелся по комнате, подошел к Антону:
— Ну, вот что: идите вы к чертовой матери с вашими затеями! Только и пожить, пока молод, а тут на-ко: сиди на мельнице да собирай гарнцы. Ты тоже, гусь, приехал глупых ловить! А они перевелись. А кралю я без вас себе нашел. Красивая… И имя какое: Соня! А?..
Антон вздохнул:
— Задаст мне батя перцу, когда один вернусь!
— А может, и слова не скажет, — хитро проговорил Лешка. Он придвинулся вплотную к брату. — Задумал я одну штуку…
Лешка не успел рассказать. Вернулись его приятели, веселые, возбужденные. С собой принесли большой арбуз, каравай ржаного хлеба, связку воблы и две бутылки водки. Лешка сразу словно забыл про Антона. На покупки даже не взглянул.
— Как? — спросил он нетерпеливо.
— Порядок!
— Врете!..
— На, смотри, — один из приятелей подал Лешке револьвер. Тот жадно схватил его, осмотрел со всех сторон, несколько раз любовно подкинул на руке.