Костюм Адама для Евы - страница 9

– Как вас зовут?

– Она Алина, – представила незнакомка девочку.

– Я уже поняла, – кивнула я. – А как к вам обращаться?

– Катя Дроздова, – чуть помедлив, представилась незваная гостья. – А что? Вы сами кто?

– Подруга Насти, Лампа, – ответила я.

Алина неожиданно ткнула пальцем в стену, по которой медленно ползла муха, и спросила:

– Птичка летит?

Ее личико озарила открытая улыбка, зеленые глаза чуть сузились, на подбородке явственно обозначилась ямочка. Алина посмотрела на маму, стащила с головы шапочку, я увидела не только рыжую челку, но и мелкие кудряшки, старательно заплетенные в косички. И вдруг поняла: ребенок поразительно похож на покойного Гришу. Гудков был отчаянно рыжим, зеленоглазым, с ямочкой на подбородке, и веснушки у него не исчезали даже зимой.

– Это муха, – вздохнула Катя.

– Крылья. Птичка, – не согласилась Алина. – Да? Чирик-чирик?

Разницу между насекомым и воробьем дети, как правило, усваивают в раннем возрасте, но Алина, похоже, отставала в развитии.

– Волосы поправь, – приказала мать.

Дочь насупилась и дернула ее за сумку. Дешевый ридикюль из искусственной кожи раскрылся, из него выпали ключи от машины, расческа и разная косметика.

– Бибика, – заметила Алина, показывая пальчиком на колечко с ключами и брелоком с надписью «Рено». – Зеленая. На бибике зеленой мы приехали. У-у-у! Зеленая бибика! Кататься люблю на зеленой бибике!

Катя присела на корточки и подобрала мелочи. Последней она взяла в руки круглую пудреницу, зачем-то открыла ее и горестно воскликнула:

– Зеркальце разбилось! Плохая примета. К смерти.

Алина засмеялась, запрокинув голову. Я увидела под подбородком на шее ребенка родинку и не сдержалась:

– Она дочь Гриши!

Катя поджала губы.

– Не знаю я никакого Гриши.

Заявление поразило меня своей глупостью, и я сказала:

– Оригинально. Минуту назад вы хотели побеседовать с Григорием Гудковым.

Щеки Дроздовой вытянулись.

– Где он?

– Вы с ним давно в последний раз общались? – осторожно спросила я.

Катерина покосилась на Алину.

– Не важно! Позовите Гришу, у меня к нему дело. Хотя, если они с Настей развелись, небось Гудков тут больше не живет. Он квартиру снимает? Где? Можете подсказать его адрес? Мне очень надо!

– Понимаете, Катя, он… вообще не живет, – промямлила я.

Личико ее сморщилось.

– Уехал из России? За границу?

Было невозможно ходить вокруг да около, рано или поздно придется сообщить гостье неприятное известие. Я набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Гудков умер.

Дверь квартиры приотворилась, наружу высунулась Лада:

– Лампа? А я думаю, почему по полу дует? Кто это с тобой?

– Моя дальняя родственница, – быстро соврала я, – приехала погостить из провинции. Сейчас дам ей ключи от квартиры, и она уйдет.

Лада кивнула и исчезла.

Я перевела дух и мысленно укорила себя. Лампа, в другой раз ври более правдоподобно, хорошо, что художницу волнуют лишь серо-черно-фиолетовые кляксы-шары на ее полотнах, в противном случае она могла спросить, например: «Почему ты не оставила ключи соседям? Нехорошо заставлять женщину с ребенком бегать вечером по Москве».

– Как умер? – пролепетала Катя.

– От инфаркта, – пояснила я. – Гудковы не разводились, Настя вдова, но скоро станет женой Егора Кострова. Я очень хорошо вас понимаю. Алина невероятно похожа на Гришу – цвет волос, глаз, манера смеяться, ямочка на подбородке, родинка на шее. Девочка просто клон папы, анализ ДНК в ее случае будет лишним, но…

– Хорошо меня понимаешь? – истерично засмеялась Екатерина. – Дура! Ты даже не представляешь… ни на секунду… Он умер! Господи! Это конец! Больше мне не к кому идти!

– Егорка, захлопни дверь, дует! – закричала из квартиры Настя. – Эй, Егор, ты где?

Я испугалась, что сейчас подруга сама выглянет на лестницу, увидит Катю, Алину и начнет сыпать вопросами.

– Пожалуйста, уходите, – взмолилась я, – не портите Насте праздник. Если вас бросил любовник, не захотел содержать внебрачного ребенка, никакой вины на его жене нет. Настя понятия не имела, что у мужа была на стороне связь. Честное слово, я знаю! Она не тот человек, чтобы смириться с изменой.

Катя, поджав губы, молча слушала мою страстную речь, а я, изо всех сил не желая, чтобы сейчас в присутствии большого количества людей вспыхнул некрасивый скандал, продолжала говорить: