Котёл - страница 25

Наиболее жестоко Музычко расправлялся с прокурорами, судьями и милицейскими начальниками. Никто с ним не мог справиться. Зная, что в Киеве бардак, что Янукович перестал контролировать ситуацию и управлять государством, областное начальство находилось в подвешенном состоянии. Никто не решился арестовать майданутого смутьяна.

— Ни, не буду писать заявление об отставке, я еще не все сделал для народа, хоть режьте, не буду писать никаких заявлений, пока не отслужу народу положенный срок.

Тогда Музычко привязывал губернатора к ножке стола и уходил хохоча и обещая, что скоро вернется.

Молодой прокурор Задоплюйко в одном из небольших городов на Волыни втянул голову в плечи, когда вошел Музычко в зал заседаний, где он, прокурор, сидел в президиуме. Музычко схватил его за галстук и приподнял к потолку.

— Ну, сука, ты возбудил против мене уголовное дело за фулиганство, идее оно- Счас сверну шею. Идее оно, возбужденное дело- Перед тобой герой революции по прозвищу… какой у мене прозвище, а прекурор?

— Сашко Билый, — произнес прокурор, обливаясь слезами.

— То-то же. А ты есть кто, главный судья области? Ты есть Веревка? Сымай штаны.

Прокурор Веревка гордо вскинул голову.

— Не буду. Против тебя, Сашко Билый, Музычко я возбуждаю уголовное дело за хулиганство.

Музычко достал автомат и направил дуло на Веревку. — Сымай, сказал. А уже штаны мокрые. Обгадился, значит. Начальник милиции есть?

— Так точно есть.

— Фамилиё.

— Рыбка.

— Рыбка, развяжи ему штаны и опусти вниз. А ты Веревка стой, не шевелись.

Рыбка выполнил приказание. Дамы что сидели в зале, отвернулись, либо опустили головы так низко, чтоб не видеть то, что болталось у прокурора Веревки между ног.

— Что-то ничего нет. Откусили тебе, что ли — Га-га-га. Бабы не смотрите, вы там ничего не увидите. Вот если я вам покажу, ахните, у мене до колен. Кого из вас осеменить- Га-га-га! не бойтесь, я шутю. Шо, никто мой автомат не взял, никто пиштоль не хочет взять, эх, слабаки. Помните: Музычко — герой. Пройдет месяц-два и вы увидите Музычко, шагающего по Красной Площади в Москве. А этому Путину я отрежу яйца, сука буду. Все, бывайте, я пошел.

Депутаты, министры областного правительства захлопали в ладоши. Только прокурор и председатель областного суда вытирали слезы: никто в жизни их так не унижал, как Музычко. Тяжело быть судьей в провинции и прокурором тоже. Денег хоть и много, несут добрые граждане, но вот какой может случиться казус. Найдется такой силач, которому закон неписан и приходится терпеть, тем более революция в Киеве идет, с москалями битва готовится — не на жизнь, а на смерть.

Когда Сашко Билый вернулся в Киев, исполненный величия и гордости за свой подвиг, о котором давно мечтал, сферы влияния на Майдане уже были окончательно распределены. Он, Музычко, остался где-то посередине, Пипиярош тоже не на вершине и потому оба затаили обиду на Кролика, Тянивяму и боксера. Тем более, что Кролик, буквально вчера, когда боевиков потеснили, он, Кролик вышел на сцену, бил себя кулаком по собственной лысине и обещал пустить себе пулю в лоб, если завтра подобное повторится. Но обещания своего не выполнил. Мало того, в самую трудную минуту смылся, а попросту струсил и убежал.

И, тем не менее, эта тройка, Кролик, Тянивяму и боксер липли к майдану, как мухи на свежий навоз, произносили сумбурные речи, давали дурацки указания, а майдан их терпел. Но Вашингтон, особенно после нескольких вояжей Виктории Нуланд в Киев, сделал ставку на Кролика, как на главу государства и дал понять майдановцам, кто будет вести корабль после победы демократик револушэн.

Кролик задрал нос кверху и приходил теперь на собрания боевиков, как хозяин. Он долго и бестолково выступал, строил прогнозы, обещал героям Майдана золотые горы, но ничего не говорил о распределении должностей. Многие с ним были согласны, за исключением Пипияроша, замыслившего покончить с основным соперником Музычко, обычно сидел в углу и думал свою бандеровскую думу. «Я тебе яйца отрежу, затем кишки выпущу и вокруг столба фонарного обмотаю, а потом сяду на твое место».

А Кролик продолжал свою проповедь: