Козлиная песнь - страница 6

стр.

Мы улеглись рядом на живот и стали смотреть в траву. По дороге я сорвала несколько камышинок и теперь показывала тебе, как ногтем большого пальца можно расщепить зеленый стебель и вытащить мягкую белую сердцевину.

— Этим мы и будем питаться, когда поселимся здесь, — придумал ты и с любопытством взял у меня белый кусочек. Он оказался безвкусным.

— А дети у нас будут?

— По мне, так нет, — сказал ты решительно. — Что это там на дереве — вон то переплетение из мелких веточек? — В парке в городе ты такое тоже видел, и не раз. — Наверное, неудачно свитое гнездо одной из тех птиц, что здесь, если верить табличке, отдыхают.

— Ты про что? Там, на березе? Нет, бельчонок, это не гнездо, это болезнь на ветке, — объяснила я. — Как же ты не знаешь! Насколько помню, дело в какой-то плесени, а в целом дерево здоровое. Это еще называют ведьминой метлой.

Тут я наконец решилась задать вопрос, очень меня волновавший: наверное, мне придали смелости слова «неудачно свитое гнездо».

— Объясни-ка мне, Йо, ты, выходит, единственный ребенок, а твои родители, что ли, развелись?

У меня у самой были еще младшие брат и сестра, мои родители, насколько я могла судить, жили нормальной семейной жизнью, да и все остальные отцы и матери, которых я знала, были друг на друге женаты.

— Жили-были яйцеклетка и уйма сперматозоидов, — ответил ты без выражения. — И вот один бедолага-сперматозоид плыл себе и плыл носом вперед. Ему хотелось к яйцеклетке, но они знали что это нельзя. И все же он не смог с собой совладать, подплыл к ней вплотную и прицепился крепко-накрепко. Они слились, и получился я.

— А почему это было нельзя?

— Потому что яичко и семечко не были женаты, как же ты не понимаешь. Не поставили нужной закорюки на нужной бумажке. Он был иностранцем, французом. C'est tout. Tout court.[2]

— Но почему твои родители не поженились, когда твоя мама забеременела?

— Понятия не имею. Потому что он мерзавец.

— Ты его, что, знаешь?

— Нет.

— А он тебя когда-нибудь видел?

— Нет.

— Но он знает о твоем существовании?

— Я вне закона, меня все равно что нет.

Мой смех разнесся по пустоши. Вот те на. Тебя нет, а я абсолютно точно знаю, что ты лежишь со мной рядом и уверяешь, будто тебя нет.

— Ты еще как есть. — Не отдавая себе отчета, я поцеловала твою левую руку, которой ты то и дело срывал травинки, пока говорил. Рука чуть дрожала. Как и твое лицо, она была покрыта веснушками. — Неужели тебя и правда волнует то, что ты вне закона? С тем же успехом ты мог бы назвать себя плодом свободной любви. Может быть, тебя действительно нет для того типа, раз он о тебе не слышал. Но если считать, что на земле есть только те люди, о которых я слышала, то земля заселена, право, очень негусто.

— Мое рождение нигде не зарегистрировано, — сказал ты и вырвал целый пучок травы с корнями. — Когда я родился, мама не рассылала открыток с радостным сообщением ни родственникам, ни знакомым. Я даже не знаю, точно ли у мена день рождения в мае, я верю тому, что говорит мама, больше мне ничего не остается. И своих детских фотографий я тоже никогда не видел.

Вот это да! Я и думать не думала, что такое возможно, что в этой стране, где чиновники, кажется, все умеют прибрать к рукам, человек мог вот так вот появиться на свет из ничего, и это не зафиксировано ни в одном архиве. Я высказала свою мысль вслух, и ты ответил в высокопарных выражениях, что на самом деле все еще серьезнее, что никакая власть, даже в самом тоталитарном государстве, не способна подчинить собственному контролю то единственное деяние, благодаря которому человечество продолжает существовать.

— Знаешь, как пишется имя того человека, про которого моя мать говорит, что он мой отец? — заговорил ты после долгого молчания, во время которого мы оба лежали и размышляли. — Клод. В детстве я выдумывал фантастические миры, в которых этот человек был великим героем, а позднее я понял, что у него говорящее имя. «Кло-од», — произносил я вслух в кровати под одеялом в тринадцать лет. Кло-од, Клоот-мошонка[3]. Чего у него хватает, так это спермы. Пока ему еще яйца не оторвали. А вот для меня мама выискала самое короткое имя на свете, чтобы никто даже не заметил, что я есть.