Козлиная песнь - страница 7

Уткнувшись подбородком в руки, ты лежал, вытянувшись на земле, твой довольно-таки большой нос почти касался травы. Я лежала слева от тебя, опираясь на локти, и смотрела тебе в затылок и на спину. Дыра в рубашке у тебя на плече, которую я прорвала во время нашей триумфальной гонки на мопеде, была такая большая, что я могла просунуть в нее руку. Я растопырила пальцы на горячей коже твоей правой лопатки.

— А с мамой у тебя нормальные отношения?

— И даже очень.

Я хмыкнула и стала ждать, что еще ты скажешь.

— Просто я испортил ей жизнь, вот и все. Она мечтала выйти замуж за сильного человека и обзавестись семьей. Может быть, это все-таки значит, что я на самом деле есть. Я порчу, следовательно, я существую.

Неожиданно резко ты попытался перевернуться с живота на спину и твоя лопатка оказалась снизу. Я не сумела так быстро вытащить руку из дырки, поэтому, переворачиваясь, ты потянул за собой и меня. Не успела я опомниться, как оказалась полулежащей у тебя на груди, наши лица были теперь совсем рядом. Я боялась на тебя смотреть и уткнулась носом тебе в рубашку. Я впервые вдохнула этот особый запах.

— Слушай, какой ты тяжелый, — прошептала я испуганно. — Приподнимись-ка капельку, я вытащу руку.

После секундного колебания ты сделал то, о чем я тебя просила, а я постаралась не сползти с твоей груди. Как две собачонки, укладывающиеся в корзинке, мы снова стали искать удобное положение, поплотнее прижимаясь друг к другу. Моя голова оказалась у тебя под подбородком, твои голые ноги обхватывали мои. Языком ты осторожно провел по моим уже немного отросшим волосам, которые ты в школе, чтобы поддразнить меня, обозвал «щетиной вверх ногами». Ухо мое лежало у твоего сердца, я слышала его громкий стук.

В квартире царил тот безупречный порядок, к какому могут стремиться только люди, часто оказывающиеся, сами того не желая, в неясном положении. Мебель была из древесины непонятной породы, я не могла себе представить, что когда-то этот материал мог быть живым деревом, а может, это и правда была подделка — ДСП «под фанеру». В маленьких комнатах стоял запах дешевого стирального порошка. В кухне вдоль окна с тюлевой занавеской в боевом порядке выстроились горшки щучьих хвостов, желтоватые по краешку лезвия мечей, с которых лишь изредка нужно стирать мокрой тряпкой пыль — вот и весь уход. На полу был палас цвета гнилой капусты, и ты ступал по нему в тапочках: уличные ботинки ты снял в передней.

Я шла следом за тобой в носках и не могла понять, как это в этой душной квартире тебе удалось вырасти таким потрясающим, каким ты вырос: вся школа знала, что ты всегда все делаешь наоборот, а несколько дней назад ты, к полному обалдению математички, встал с места прямо посреди урока, открыл окно и вылез наружу. Через десять минут ты влез обратно с букетом одуванчиков и преподнес их мне под улюлюканье всего класса. Потом, когда тебе велели выйти к доске, ты не двинулся с места и сказал, ухмыляясь, что если и заслуживаешь наказания, то исключительно за то, что маловато собрал для меня цветов.

На следующий день, когда учитель биологии с явной опаской рассказывал нам о половом размножении, в частности у людей, и я все ждала, что он вот вот покраснеет, ты опять встал с места и направился на этот раз не к окну, а к двери. Ты еще не успел до нее дойти, как класс грохнул от хохота. У тебя под свитером обрисовался гигантский остроконечный бюст, казалось, на тебе надет бюстгальтер с твердыми чашечками немыслимого размера. Учитель пытался перекричать поднявшийся гвалт, мол, что за безобразие. Тут ты словно о чем-то вспомнил, с каменным лицом проследовал обратно к парте, наклонился, чтобы взять портфель. Из-под свитера у тебя выскользнули два карандаша и покатились по проходу. Все так же выпячивая теперь уже плоскую грудь, ты снова пошел к двери. Ты плыл, покачивая на каждом шагу бедрами.

После нашей первой встречи у болотистого озера, когда мы долго-долго пролежали неподвижно и расцепились лишь тогда, когда у нас затекли руки и ноги, мы стали искать случая побыть вместе. И как можно чаще наведывались в наше укромное местечко за колючей проволокой. Там, в ямке под высокой сосной, мы безудержно целовались, а я, чтобы подбодрить тебя, говорила: