Красавица и чудовище - страница 16

— Ты очень изменился, — сказала она и обняла его — на этот раз от переполнявших ее чувств. — Ты единственный из всех в этом мире, о ком я вспоминала.

Она взглянула на него. Он просто наблюдал за ней, и она не могла прочесть, что выражали его глаза. Ей стало как-то неловко, улыбка застыла на ее лице.

— Я забыла, какой ты спокойный. — Она действительно забыла. Ведь это она тогда трещала как сорока, а он слушал. А он все молча стоял, не делая попытки подойти к ней и дотронуться до нее.

— Ты сердишься, потому что я вчера не пришла?

Он покачал головой. А действительно ли она намеревалась сказать ему всю правду? И как ей такое могло прийти в голову! Даже если он и остался прежним Винсентом, она не сможет заставить себя сказать все как есть, не сможет выразить словами все эти мерзости, не может позволить ему думать о себе так, как было на самом деле.

Она весело рассмеялась, провела пальцем по решетке, загораживающей вход в туннель, и вдруг сделалась необычайно разговорчивой.

— Я бы пришла, если б могла. Я хотела, но, видишь ли, мистер Пальмиери… — Коротко вздохнув, она снова повернулась к нему лицом. — Наш патрон мистер Пальмиери пригласил меня на ужин. Он впервые увидел меня на сцене, когда мне было двадцать два года. — Ложь полилась уже гораздо свободнее. Она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой. — И… в общем, он подписал с нами контракт на весь сезон…

Улыбка вдруг стерлась, поглощая слова, скрытое извинение — и ложь. А он молча стоял, наблюдая за ней.

Винсент смотрел на нее и старался не показывать своего огорчения. Он почти совсем забыл Лизу, какой она может быть. Тогда, много лет назад, она приводила его в отчаяние, валяя дурака, когда нужно было быть серьезной, и работая под дурочку и отчаянно флиртуя в самое неподходящее время. Будто она абсолютно ничего не понимала, будто для нее имела значение только она сама, ее красота и ее одежда. Но ведь он поощрял ее, как, впрочем, и другие. Она так и не отучилась говорить неправду. Неужели она думает, что никто не догадывается, что она лжет. Он посмотрел в глубь туннеля, где была водовыводящая труба и внешний мир. Совсем близко, и оттуда пришла Лиза, будто преследуемая всем злом мира.

Она проследила за его взглядом, и после всех этих долгих лет, проведенных Наверху, к ней вернулась прежняя выучка. Это место не должно быть обнаружено, о нем никто не должен знать: от этого зависело благополучие многих, и в данный момент и ее жизнь. Он опасался за Подземелье, боялся, что она может подвергнуть их опасности.

— Не беспокойся. Я была в Нью-Йорке. Я просто… — Она набрала в легкие воздуха. — Просто хотела увидеть тебя, Отца и всех.

— Но раньше ты не приходила.

Он не хотел, чтобы это звучало обвинением, но она восприняла его слова именно так. Лицо ее сразу же превратилось в маску безо всякого выражения.

— Это верно, — тихо промолвила она, и теперь он не мог определить, что было у нее на уме. — Воспринимай меня как свою беспутную сестру, давно потерянную и всеми забытую, которая наконец пришла в свой дом.

Как она могла так притворяться? Как могла забыть проведенные вместе годы?

— Ты была мне больше чем сестра.

Ее глаза потеплели, и нежная улыбка неожиданно коснулась ее губ. Она подошла к нему, и на мгновение ему показалось, что она опять обовьет его шею руками. Но она стояла и смотрела на него встревоженными глазами. Наконец она робко протянула руку к его горлу, как бы говоря: я знаю.

Указав в сторону туннеля, он произнес:

— Идем, — моментально почувствовав, с каким облегчением она подошла к нему, и они отправились в путь.

Сначала это был длинный, грязный коридор, затем металлическая лестница. Лиза закусила зубами подол юбки и первая полезла Наверх по бетонному выступу параллельно глубокому потолку, морщась от запаха керосиновых ламп. Потом он вел ее по узкой винтовой лестнице. В темных местах он брал ее за руку, которая пассивно лежала в его руке. За всю дорогу она не сказала ни слова.

Он не догадывался, о чем она думает, не знал, что она как раз думает о том, что уже не может угадать, какие мысли его занимают.