Красавица и чудовище - страница 48

— Нет есть.

— Почему?

Он не мог найти нужные слова. Зато потом они хлынули потоком, обдирая ему горло и обжигая глаза. Поднять на нее взгляд он не осмелился.

— Потому что я сделал ей больно. Охваченный желанием, я забыл, кто я таков. Она приблизилась ко мне, я захотел ее коснуться. Она танцевала, и я чувствовал исходящую от нее тягу. Неведомая сила тянула меня к ней. — Охваченный стыдом и отчаянием, Винсент затряс головой. Нет, это были не те слова, он не мог объяснить, как должно. Но речь лилась уже свободно, как вода сквозь прорванную плотину. — И я потянулся к ней. — Он поднял застланные слезами глаза и встретился взглядом с Катрин. Теперь ему было легче смотреть ей в лицо — он читал в ее тазах сострадание. — И вдруг я понял, что она боится. Меня боится. Я увидел свое отражение. Но отпустить ее уже не мог.

— Винсент, — с мукой прошептала Катрин. Он почувствовал, как она страдает, — она переживала его боль вместе с ним.

Он вытянул вперед руки ладонями вверх. Блеснули острые когти. Винсент смотрел на эти маленькие блики отраженного света.

— Вот эти лапы не желали отпускать ее, — тихо прошептал он, захлебнувшись рыданием. — Я сделал ей больно. А ведь я знал… знал, что эти руки не созданы для любви.

Его голос сорвался, он не мог пошевелиться, не мог утереть слезы, но и не мог оторвать взгляда от когтей. От своих ужасных, страшных, убийственных рук. Рук, созданных для убийства…

Катрин схватила его пальцы, подняла их и прижала к своему горлу. Винсент удивленно взглянул на нее. На ее ресницах блестели слезинки.

— Эти руки прекрасны, — прошептала она яростно. И поцеловала сначала одну, потом другую.

— Это мои руки.

Долгое время он стоял совершенно без движения. Потом наклонился к ней, его грива упала, накрыв капюшоном его и ее лицо. Он плакал, но это были слезы облегчения. Катрин почувствовала, как напряжение уходит из него. Его тело уже не сопротивлялось, когда ее руки притягивали его к себе. Дыхание Винсента согревало ее спутанные волосы.

Он никогда этого не забудет, поняла она. Снова прижала его руки к своему лицу, покрыла их поцелуями. Ее слезы увлажнили густую золотистую шерсть. Почему бы ему не забыть эту историю? А уж она позаботится о том, чтобы Винсент не считал себя не созданным для любви. Во всяком случае, пока живет на свете Катрин.

Когда Винсент наконец ушел от нее, на востоке уже вырисовывалась линия крыш, выделявшаяся на фоне темно-синего неба. Ночью они почти не разговаривали друг с другом — им было достаточно того, что они вместе. К рассвету обоим казалось, что ужасной пропасти, когда-то разделявшей их, никогда не существовало.

Они долго стояли рядом. Когда Винсент наконец сделал шаг в сторону, чтобы утереть заплаканное лицо, Катрин с удивлением поняла, что звуки улицы стали гораздо тише: приближалось утро. Он хотел уйти, но она покачала головой, взяла обе его руки в свои и потянула Винсента за собой, поближе к столу. Они сели рядом, он накинул свой тяжелый плащ ей на плечи, делясь с девушкой своим теплом.

Потом настала ее очередь говорить, а он молчал. Катрин рассказывала свою историю тихим голосом, не следуя хронологии. Главным образом она говорила о своем детстве, драгоценных воспоминаниях давно ушедших дней. О том, как впервые увидела лондонский Тауэр, как задрожала при виде этого старинного замка.

— Но почему? — тихо спросил он, когда она сделала паузу.

— Сама не знаю. — Она задумалась. — Мне захотелось плакать, и я сама не могла объяснить почему. Очевидно, из-за ужасных событий, которые происходили в тех стенах. Или из-за ощущения древности. Тауэр такой древний, каменные ступени лестниц совсем износились.

Он посмотрел на лежащий внизу город.

— А я не могу себе представить, как можно ходить по полам, где разгуливали люди еще тысячу лет назад. Как можно дотронуться рукой до стены, зная, что когда-то ее же касался какой-нибудь Ричард Третий.

После этого говорить стало легче. Он выяснил, что она путает поэта Рильке с автором романа «На Западном фронте без перемен», и стал читать ей стихи этого немецкого поэта. Многие из них показались Катрин слишком туманными, и она по памяти процитировала Винсенту ту поэзию, которую помнила по колледжу — Каммингса, особенно памятного ей потому, что когда-то его стихи читал ей влюбленный в нее мальчик. Винсент заметил, что Каммингс грустен, и в ответ прочитал стихотворение Эмили Дикенсон «Я слышала мухи полет». Катрин совсем про него забыла. Зато она заставила его рассмеяться, прочтя смешное стихотворение Огдена Нэша.