Красная биология - страница 35

стр.

.

Другое положение, рассматривавшееся в заключительной части докладной записки Сталину, касалось вопроса, ставшего центральным для Лепешинской. На протяжении почти 15 лет Лысенко утверждал, что растения, животные и человек способны меняться адекватно тому, как меняется среда их существования. Проблема наследования приобретенных признаков, казалось бы, навсегда уже отброшенная наукой, снова возрождалась им и выдавалась за последнее слово марксистской диалектики. И снова он знал, что делает, ведь именно эти мысли были присущи Сталину, который высказал их в брошюре «Анархизм или социализм?» (см. ссылку>44):

Дорогой Товарищ Сталин!..

Я являюсь поборником положения, что первопричиной новообразования пород растений и животных, а также закрепления свойств этих пород, является их измененный образ жизни в новых условиях внешней среды… в природе, даже без вмешательства человека, новые условия жизни раньше или позже, но обязательно ломают старый тип развития растительных и животных форм и создают новое построение этих форм, соответственно воздействию новых условий жизни»>76.

К этому утверждению теперь добавлялось нечто новое, по всей видимости заимствованное у Лепешинской: возможность перехода, как он писал, «элементов мертвой внешней среды… из мертвого состояния… в живое». Продолжим цитирование этого раздела:

«Растительные и животные формы только в единстве с необходимыми для них условиями внешней среды являются живыми формами. При нарушении этого единства они, или отдельные участки их тела, перестают быть живыми, становятся мертвыми. Наоборот, те элементы мертвой внешней среды, которые включаются в живое тело, ассимилируются живым телом, из мертвого состояния переходят в живое…»>77.

Самым срочным образом, уже на третий день после получения Сталиным докладной записки, вождь отвечает адресату теплым посланием, обращаясь к нему очень уважительно — по имени и отчеству, что, как справедливо замечает Ю. Н. Вавилов, Сталин почти никогда не делал (все в партии товарищи, так какие еще там имена и отчества!). Из одной фразы в письме можно понять, что находился он в это время даже не в Москве и потому произошла задержка на три дня, а то ответил бы даже скорее:

«АКАДЕМИКУ Т. Д. ЛЫСЕНКО

Уважаемый Трофим Денисович!

Вашу записку от 27. X. 1947 г. получил. Большое Вам спасибо за записку.

Очень хорошо, что Вы обратили наконец должное внимание на проблему ветвистой пшеницы. Несомненно, что если мы ставим себе задачу серьезного подъема урожайности пшеницы, то ветвистая пшеница представляет большой интерес, ибо она содержит в себе наибольшие возможности в этом направлении.

Плохо, что Вы производите опыты с этой ветвистой пшеницей не там, где это «удобно» для пшеницы, а там, где это удобно Вам как экспериментатору. Пшеница эта — южная, она требует удовлетворительного минимума солнечных лучей и обеспеченности влагой. Без соблюдения этих условий трудно раскрыть все потенции этой пшеницы. Я бы на Вашем месте производил опыты с ветвистой пшеницей не в Одесском районе (засушливый район) и не под Москвой (мало солнца!), а, скажем, в Киевской области или в районах Западной Украины, где и солнца достаточно, и влага обеспечена. Тем не менее я приветствую Ваш опыт в подмосковных районах. Можете рассчитывать, что правительство поддержит Ваше начинание.

Приветствую также Вашу инициативу в вопросе гибридизации сортов пшеницы. Это — безусловно многообещающая идея. Бесспорно, что нынешние сорта пшеницы не дают больших перспектив, и гибридизация может помочь делу.

О каучуконосах и посевах пшеницы по стерне поговорим в ближайшее время в Москве.

Что касается теоретических установок в биологии, то я считаю, что мичуринская установка является единственно научной установкой. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину.

С уважением И. Сталин

Хотя дежурную фразу о «принципиальной важности и актуальности» лысенковских вопросов Сталин вставил, но даже намека на строгие и однозначные выводы, содержавшиеся в его письме самому Лысенко (мичуринская биология — «единственно научная установка», генетики, «отрицающие наследование приобретенных свойств», — не заслуживают даже внимания, а «будущее принадлежит Мичурину»), отсутствовали. Более того, обсуждение этих вопросов отодвигалось на неопределенное время.