Красная биология - страница 60
Произнеся эти слова в середине доклада, она не удержалась и через несколько минут снова вернулась к мучившему ее вопросу, но кроме риторических призывов к объединению усилий на «дружеской основе» ничего предложить не могла.
Добить лежачего!
Мне чудилось (не то во сне, не то наяву), что невидимая, ио властная рука обвили меня и неудержимо увлекает в зияющую пустоту. Я осознаю себя беспомощным и даже не пытаюсь сопротивляться загадочной силе, словно нечто роковое ждет меня впереди.
Забытые слова. М. Е. Салтыков-Щедрин
В свой актив Лепешинская могла теперь записать такое существенное достижение, как подавление открытой критики ее направления. В условиях жестокого диктата всякое публичное отвергание ее «идей» или работа в противовес им как в центральных научных, так и тем более в периферийных учреждениях стали невозможными. Такая «канализация» деятельности привела к безоговорочному запрещению работы по темам, не укладывавшимся в русло лепешинковщины, несмотря на то что еще десятилетием ранее многие из этих работ советских иселедоватедей-биологов принесли славу отечественной науке.
Но оставалась еще одна важная задача: сломить даже скрытое сопротивление, окончательно добить своих бывших оппонентов, коих Лепешинская, отвергая нормы научной этики и переводя научную деятельность в разновидность политической борьбы, именовала теперь не научными оппонентами, а кратким и оскорбительным для ученых словом «ВРАГИ». Нужно было (в соответствии с апробированным широко на политических процессах противников Сталина методом) заставить их публично покаяться и отречься от своих убеждений и знаний. Создатели «новой клеточной теории» понимали, что, подвергнув себя публично экзекуции, измазавшись в грязи, любой ученый станет менее опасен, ибо морально сломленный человек вряд ли найдет в себе силы снова стать на путь борьбы.
В атмосфере репрессий эта задача оказалась в основном посильной для разрешения, что дало Лепешинской право во время второго совещания произнести такую тираду:
«А как ведут себя враги новой клеточной теории? В настоящее время все последователи Вирхова, слепо защищавшие его идеалистическую теорию, в большинстве своем осознали свои ошибки и честно заявили об этом как в печати, так и в своих выступлениях на собраниях ученых. Сейчас они работают, руководствуясь новой клеточной теорией»>235
Эта же ломка принципов была главной в последовавшем затем докладе одного из организаторов совещания И. Н. Майского>236. Давая оценку состоянию исследований в стране перечисляя лиц, внесших особо, по его мнению, важный вклад в решение этой проблемы, Майский говорил с уважением о том, какой недюжинный героизм проявила Лепешинская:
«Только благодаря большевистской настойчивости и принципиальности О. Б. Лепешинская… смогла до конца довести борьбу… В этой борьбе ее вдохновляла поддержка лучшего друга ученых, великого Сталина»>237,
и указывал на успешные результаты выкручивания рук несогласным:
«После прошедшего в мае 1950 г. совещания многие исследователи… отказались от своих взглядов… Некоторые из них — Н. Г. Хлопин и др. — выступили с заявлениями в печати об ошибочности своих прежних взглядов… Известны также статьи и выступления… с признанием изменения своих взглядов на работы О. Б, Лепешинской П. В. Макарова, Б. П. Токина, В. Я. Александрова, В. А. Догеля, Д. Й. Насонова, В. Михайлова, Ю. И. Полянского, Н. Гербильского»>210.
Перечь имен в этом списке звучал устрашающе для любого специалиста в стране и в особенности для биологов на периферии. Возможно, перечисли Майский только лиц типа Макарова или Токина — людей, конечно, видных, но все-таки очень уж популярных своей хамелеонистостью, и список не производил бы такого гнетущего впечатления. Но такие киты, как Догель. Насонов, Александров[30]? Если уж и они!.. Тогда пиши — пропало… Видно, с силушкой не совладать, плетью обуха не перешибешь.
Однако эта фраза, напечатанная в отчете о совещании, хоть и была нужна Майскому, чтобы ошеломить несогласных и колеблющихся, на самом деле была лживой. Ни Насонов, ни его друг Александров свои прежние взгляды ошибочными не называли и в признании правоты Лепешинской не расписывались. Все было иначе.