Красная охра - страница 4

Артек подобрал с земли челюсть. И это ему говорит живая легенда, великая защитница людей… ну ладно, рыжеволосая подтянутая девушка, которая на его глазах за пару ударов сердца располосовала в металлолом троих падальщиков?

— Но ведь… защита людей… и слава?

— Слава? — Элой грустно покачала головой. Видимо, слова парня задели ее за живое. — Знаешь, меня с самого раннего детства учили только одному — убивать. Я много лет называлась изгоем, племени не разрешалось со мной даже разговаривать, и единственной возможностью тогда…

— Всему племени?

— Был только один человек, мой наставник. Раст. Он погиб.

— Мне жаль.

— Спасибо. Я умею убивать машины потому, что это единственное, чему меня учили год за годом… Но это не я, не то, чем я бы хотела… — она оборвала сама себя, сердито уставившись в алые угли. Вокруг уже совсем стемнело. — Что ты делаешь в свободное время?

— Что… делаю?

— Ну, ты же не ходишь на охоту два раза в день, верно? Помогаешь по хозяйству, наверное, куда же без этого — но что кроме этого? Что тебе нравится делать?

Артек смутился.

— Да так… угольки собираю, известь, иногда покупаю разную охру — красную, желтую… Потом рисую на горных склонах. Ну… пытаюсь.

— Вот! — торжествующе воскликнула Элой. Ее глаза сверкали. — Вот оно!

Она вскочила — одним быстрым движением, только что расслабленно валялась на подстилке из травы и веток, и вдруг — уже на ногах.

— Покажи мне!

— Что? — опешил Артек.

— Не делай вид, что стираешь свои рисунки, не поверю! Покажи!

Парень поднялся на ноги медленно, как будто его вели к Судилищу, словно он совершил какой-то недостойный поступок. Да отчасти так и было! Мазня красками по камням не считалась достойным мужчины занятием, а что до судьи — Элой ведь и правда собиралась оценивать его труд… Зачем он вообще ляпнул про это?

Подхватив облитый огнежаром факел, они взобрались на пологие скалы: отсюда деревня выглядела маленьким светлым пятном в неподвижном и зловещем океане тьмы. Временами эта плотная вековая тьма вспыхивала мертвенными синими огнями — там бродили машины; иногда огни становились желтыми или красными, это означало, что там шел бой. Вокруг высились горы, высокие и неприступные — их верхушки еще горели холодным золотом заходящего солнца.

— Вот… тут. — Артек указал на нечто вроде длинной каменной полки, где от дождя и снега хранились его незамысловатые картины и краски. — Это самые первые, ерунда, в общем-то… а дальше, по этой вот тропинке…

— Да, — сказала Элой. Она шла медленно, мягким охотничьим шагом, факел в руке, не издавая ни единого звука. Склоняла голову набок, глядя на корявую и угловатую еще сцену схватки человека и громадного бизона, угольно-черного на голубоватом снегу. Отходила назад, чтобы оценить безнадежность положения могучего воина, отбивающегося сразу от четырех красноглазых рыскарей. Долго стояла перед выполненным с великолепной тщательностью изображением грациозного длинношея, мудреца и хранителя здешних пределов.

— Это очень красиво, — заключила она наконец.

Артек набрал в грудь воздуха, приготовившись сказать что-нибудь взрослое и серьезное, вроде «вот как?» или «тебе правда понравилось?», или даже «благодарю, уважаемая Элой» — иначе как можно сохранить образ надменного и немного печального творца, немало повидавшего к своим пятнадцати годам; так что он набрал воздуха, развел руками, уже едва видимыми в подступившей даже на эту высоту тьме, склонил голову, как бы скромно принимая похвалу, приготовился говорить…

И не смог.

— Я видела много странных машинных чудес, — сказала Элой. Ее теплые карие глаза словно впитывали дрожащий огонь факела. — Застывших в снегах металлических дьяволов, пустынные залы, залитые горящим камнем, бездонные ледяные колодцы, мигающие нездешним светом компьютерные системы. Но все это было холодное и механическое. Безжизненное. А сейчас передо мной человеческое, самое человеческое, что только можно придумать — искусство. Прекрасное. Живое.

Спускались молча.

— Тебе нужно продолжать рисовать, — сказала девушка, когда они снова оказались внизу, среди холмов и хижин. Вечер полнился привычными звуками — за сараями кто-то визгливо ругался, где-то недовольно кудахтал индюк, пахло огнем, дымом и прокисшими помоями. — Несмотря ни на что. Тебе будет казаться, что это ни к чему, будут опускаться руки — неважно. Рисуй больше и чаще. Рисуй людей. Рисуй мир. Рисуй жизнь. Людям нравится смотреть не на то, что их окружает, а на то, как все должно быть. Ты сможешь подарить им это. Ты станешь великим художником, Артек.