Красное зарево над Кладно - страница 14

— Куда, мама? — едва слышно шепчут губы шестнадцатилетней дочки вдовы Веселой. Муж работал на паровой мельнице. Три года назад по мобилизации он ушел на фронт. Некоторое время приходили от него открытки. Но потом перестали приходить. И вот пришло извещение: «Солдат Франтишек Веселый пал в такой-то день в битве под Шабаце».

Теперь вдова Веселая лежит в постели. Ревматизм лишил ее возможности двигаться. Плачут голодные дети. Веселая тщетно напрягает ум. Раздумывает, взвешивает. Внезапно принимает и так же внезапно отвергает одно за другим решения и замыслы… Не находит выхода, не знает, как быть. В конце концов она видит лишь одно средство…

— Иди, Ружа, иди… Иди в Роушмиду.

— Мама, вы посылаете меня туда, в Роушмиду? — робея, с упреком, сдерживая слезы и рыдания, шепчет Ружа.

— А почему бы тебе не пойти? В Роушмиде работал отец. До того, как мы познакомились и поженились, я служила на Дедековой мельнице. Отца на мельнице еще помнят. Считался тружеником и хорошим рабочим. Хозяин очень сердился, когда отец женился и ушел на паровую мельницу в Кладно. Вспомнит наверняка, а если попросишь, сжалится.

— Мама, вы ведь знаете, что я уже была там и ничего не принесла, — напоминает матери Ружа. Но мать неумолима. Она решилась, перед нею только один выход, и она с верой отчаявшегося цепляется за него. Закрывает на все намеренно глаза и не слушает никаких возражений. Готова убедить и даже принудить дочь. Говорит с нею черство и бессердечно.

— А почему ты не принесла? Потому, что глупа. Я знаю, можешь ничего не объяснять. Я слышала это от тебя уже не один раз, — решительно прерывает Веселая возражения дочери. — Что за глупые мысли? Старик из Роушмиды как-то странно на нее глядел… Поэтому она убежала с пустыми руками. Ну и пускай себе смотрит. Он всегда был чудаком, ворчуном и грубияном. Знаю, бабы его боялись. Говорили даже, что у него не все дома. Да где там! Он всегда знал, чего хочет и что делает. Не дури, дочка! Не будь такой трусихой. Ты не ребенок, ты уже взрослая. Если на тебя мужик и посмотрел, это еще не значит, что он тут же хочет и жениться на тебе. Ну, что тебе сделают его взгляды? На меня тоже мужики глядели и кое-что себе позволяли. На меня все-таки посмотреть стоило, а ты в меня. Мне за тебя стыдиться нечего. Погоди, кончится эта проклятая война. Подыщу тебе женишка. А сейчас, дочка, нужно выдержать и с голоду не околеть. В Роушмиде жратвы всегда хватало, хватает ее и нынче. Вот и молодка Мудры рассказывала: «Что ж, в Роушмиде старик не жадный. Он чудак, странный, упрется глазищами, что сатана. Если баба знает, как с ним обойтись, он не устоит и даст. Руженка, дитятко золотое, не будь такой жестокосердной! Если бы я могла, сама пошла бы. Если надо, на колени стала бы, только бы детишки не голодали.

Ружа медленно встает: — Ладно, раз так, пойду. — Она берет заплечный мешок и подходит к сундуку. Склонившись, открывает его и вынимает стопки белоснежного белья. Кладет вещи в мешок.

Мать поднимается на постели и кричит:

— Боже мой! Что ты, дочка, делаешь?

— Беру накидки, — хмуро отвечает дочь.

— Не наказал бы тебя бог! Неужели ты хочешь отдать их этому живодеру? — ломает руки мать.

Ружа выпрямляется над сундуком и оборачивается к матери.

— А как же вы, маменька, думаете? По-вашему, мельник даст мне муку даром?

— У тебя, как-никак, есть деньги, — возражает мать. — И ты должна попросить, напомнить про отца.

— Несколько засаленных десятикронок? Вы это называете деньгами? Вам кажется, что эти бумажки сегодня на что-нибудь годятся? И просить? Вы верите, будто на эту старую роушмидскую свинью подействуют просьбы! Что ж, посмотрим. Я не так уж глупа, как вы думаете. Я не стану совать мельнику все сразу. Эх, мама, мама. Если бы он удовлетворился только этими накидками. Ну, да вы этого хотели! — словно про себя вздыхает Ружа.

У матери, следящей за каждым ее движением и словом, прорывается раздражение:

— Не греши, дочка! Такой товар! Еще бы ему не понравился! Я купила их перед войной у Голого. Старик Голый был честный торговец. Он торговал только хорошим товаром, а не какой-нибудь рванью или дрянью. Как-никак он себе поместья не купил еще, как этот вор Напрстек. Об этом писали недавно в «Свободе», — старуха Веселая было разговорилась, но Ружа уже закинула на спину мешок и молча пошла к двери.