Крест и нож - страница 5

— Прокурор не потерпит никакого вмешательства в это дело. Всего хорошего, — на другом конце провода положили трубку.

Я вышел из телефонной будки и остановился возле бензоколонки, стараясь собраться с мыслями.

Мы были в 550 км от дома, уже темнело. Мной овладели безысходность, апатия, панический страх. Я чувствовал себя одиноким. Здесь, в темноте, на заправочной станции, после такой неудачи, указания, полученные мной от Бога в моем приходе, уже не казались мне такими убедительными, как раньше.

— Эй, Дэвид, — позвал меня Майлз, — мы загораживаем дорогу.

Мы выехали на магистраль, и нас тут же поглотил гигантский поток транспорта; мы бы даже не смогли развернуться, если бы захотели это сделать. Я никогда не видел такого множества машин, спешащих куда-то.

А каков был вид на мост! Река красных огней справа — горящие задние огни автомобилей, и белые фонари встречного движения, и над всем этим выплывающая из ночи линия горизонта. Неожиданно я ощутил свою провинциальность.

— Что же мы будем делать дальше? — спросил я Майлза, когда мы подъехали к концу моста, где множество знаков указывало направления во все концы. Но нам эти названия ничего не говорили.

— Когда не знаешь дороги, — сказал Майлз.

— Держись впереди идущей машины.

Как выяснилось, впереди идущая машина направлялась в Манхэттан. Мы последовали за ней.

— Послушай-ка! — воскликнул Майлз после того, как мы проскочили один перекресток на красный свет, чуть не наехав на полицейского, укоризненно покачавшего нам вслед головой.

— Вот улица, название которой мне знакомо, — Бродвей.

Знакомое название улицы в незнакомом городе для нас было, как встреча со знакомым человеком. По Бродвею мы ехали до Таймсквера. Проезжая мимо одного театра, где большие буквы афишировали фильмы "Обнаженные секреты", "Любовь без любви", "Девушка в ночи", "Стыд", и полицейский едва сдерживал напор подростков, хотя на афише было написано: "только для взрослых", мы вспомнили тихие вечера в Филипсбурге.

Проехав несколько кварталов, мы очутились в Мейси, затем у магазинов Гимбельса. Эти названия были мне знакомы. Гвен заказывала отсюда вещи. Я вспомнил, что теплые носки, которые она наказывала мне взять, тоже были из Гимбельса. От этого названия веяло чем-то надёжным. И поэтому я старался держаться поближе к ним.

— Давай-ка поищем отель поблизости, — предложил я Майлзу.

Напротив как раз был отель "Мартиник". Мы решили остановить свой выбор на нём. Но возникла проблема с парковкой автомобиля. Возле отеля была стоянка, но когда служащий у ворот сказал, что следует заплатить два доллара за ночь, мы торопливо выехали на улицу.

— Это потому, что мы из провинции, — сказал я Майлзу, удаляясь на такой скорости, которая, как я надеялся, выражала моё негодование. — Они думают, что могут вытворять всё, что им вздумается, если ты приезжий.

Но спустя полчаса мы опять очутились на той же стоянке.

— Ну хорошо, ваша взяла, — сказал я служащему. но тот не улыбнулся. Через несколько минут мы были в своей комнате на 12-м этаже. Я долго стоял у окна, наблюдая за движением пешеходов и автомашин внизу. Ветер гонял по улице обрывки газет. Группа подростков из пяти человек собралась на улице вокруг костра. Они пританцовывали, стараясь согреться. протягивали руки к костру и, несомненно, размышляли, что бы им такое предпринять.

Нащупав страницу из "Лайфа" в кармане, я подумал, что несколько месяцев назад семеро других — возможно, похожих на этих ребят — бродили в приступе злобы, пока не забрели в Хай бридж парк.

— Я попытаюсь ещё раз позвонить прокурору, — сказал я Майлсу. Я еще раз позвонил в приемную прокурора округа. К моему удивлению, она еще не была закрыта. Я понимал, что поступаю глупо, но я не видел никакого другого способа добраться до этих ребят.

Звонил трижды. Наконец, мне ответили: "Послушайте, единственный человек, который может дать вам разрешение увидеться с этими ребятами — это судья Девидсон".

— Где я могу его увидеть?

— Кортстрит 100. А теперь прощайте и не звоните сюда больше. Мы не можем вам помочь.

Я попытался позвонить Девидсону. Но телефонистка ответила мне, что его линия разъединена, и нет никакой возможности дозвониться к нему.