Крест королевы. Изабелла I - страница 12

Лицо короля медленно просветлело.

—    Дорогая, это грандиозная мысль! Беатрис де Бобадилла наденет это платье, а, Белтран?

—   Превосходно, ваше величество, — ответил дон Белтран.

—    Ты не должен быть таким восторженным! — прошептала королева.

Шёпот был безрассудно громким, король услышал.

—    Не смейте ссориться! Я не могу рисковать. Вы забыли о нашей дочери, Хуана? Вы хотите, чтобы в Испании появились фракции? — обеспокоенно закричал он.

Он повернулся на украшенных драгоценностями каблуках и пошёл в сторону дверей своей быстрой кошачьей походкой: одна ступня перед другой, начиная шаг с мыска, как танцор на туго натянутой верёвке.

За несколько шагов до двери он дважды хлопнул в ладоши. Двойные створки дверей вновь распахнулись, паж отступил в сторону и низко склонился в горизонтальном кастильском поклоне.

Они слышали, как король произнёс, когда двери закрылись:

— Приходи и спой для меня, Франсиско. Я устал от великих дел. Моя лютня в кабинете.

Дон Белтран скорчил гримасу, как если бы в комнате появился скверный запах.

В ответ королева Хуана только презрительно пожала своими великолепными плечами.

Король Франции Луи был в Беатрице на Кот-д’Аржан, получившем своё название из-за серебристой дымки на гребнях длинных ленивых волн Бискайского залива, омывающих пляжи маленького рыбачьего городка. Король Кастилии Генрих находился в Сан-Себастьяне, в таком же городке на границе, отмеченной рекой Бидассоа. Король Арагона Хуан ждал в верховьях реки в Наварре, королевстве только по названию, а по территории меньше, чем многие из графств; по существу, это было крошечное буферное государство, окружённое тремя нациями, его безопасность заключалась в рискованной неприкосновенности (что-то похожее на положение дона Альфонсо и доньи Изабеллы) из-за противоречий граничащих с ним соперничающих держав. Три короля отправились так далеко, ибо надеялись, что встреча разрешит спор между Арагоном и Кастилией. Они заехали далеко, но дальше двигаться не собирались.

Король Луи потребовал, чтобы два монарха Испании пересекли реку и въехали на территорию Франции, так как они были сторонами в этом споре, а он — арбитром. Но ни король Кастилии, ни король Арагона на это не согласились. Король Хуан заявил, что он проехал уже двадцать лье и больше не сделает ни шагу. Король Генрих по подсказке маркиза Виллены ответил, что достоинство его страны не позволяет ему вести переговоры вне её территории.

В то время как три монарха пререкались по поводу протокола, внезапно наступила мягкая ранняя весна Кантабрийской Ривьеры и совершенно преобразила окружающую местность. Праздник буйной зелени, открывшийся взору, представлял удивительную картину для человека, выросшего в суровых гористых районах старой Кастилии. Изабелла и её брат совершали длительные прогулки верхом через одевшиеся в листву леса и изумрудные поля этой восхитительной страны. Иногда охотились, иногда просто наслаждались видом бесконечных холмистых пастбищ, которые, казалось, могли прокормить столько коров и овец, что хватило бы всему миру. Иногда они бросали поводья и вежливо выслушивали приветствия, произносимые крестьянами или рыбаками в красных плащах и странных беретах квадратной формы; причём их язык — наречие басков — был совершенно непонятен брату и сестре. Дон Альфонсо кивал и произносил ответную речь, серьёзную и непонятную, на языке Кастилии, а принцесса отвечала на дружелюбие лишь обворожительной улыбкой: это по крайней мере было понятно, и все охотно улыбались ей в ответ.

—    Такая женщина, как ты, — как-то раз сказал дон Альфонсо с учтивостью, не соответствующей его возрасту, — могла бы заняться алхимией, чтобы смягчить гордость трёх королей и найти выход из этого тупика.

—    Алхимия — это грех, как я думаю, — произнесла Изабелла. — По крайней мере брат Томас обычно так говорил. Он говорил, что золото есть золото, свинец есть свинец, мавры есть мавры, а евреи есть евреи, и ничто никогда не может превратиться во что-то другое, это неестественно, потому что Бог именно таким создал наш мир.

—     Я ему не верю.