Крестики-нолики - страница 41

стр.

До этого я даже не думала, что меня так всколыхнёт то, что с Берц что-то не в порядке. Я вообще об этом не думала. И неожиданно мне так ударило в голову, что я готова была сесть в танк, — если бы он оказался под рукой, и если бы я умела его водить, — и ехать разносить Старый город на части. Мне казалось, что все они, каждый встречный — при делах. Только и думают, как уложить нас в штабеля и накрыть брезентом — там, в городском морге. И, скорей всего, это была правда, хотя бы наполовину.

И ещё мне показалось, что у докторши были очень странные глаза, когда мы с Берц, осколочным ранением в грудак, промедолом и санитаром-инвалидом в качестве бесплатного приложения доволоклись наверх.

— Что… случилось? — спросила докторша. Мне показалось, что у неё сел голос. Немного.

Я молча ткнула пальцем в Берц. Сил говорить вслух уже не было.

Докторша при помощи ножниц и собственных рук сдирала с Берц одежду — не зря мне тогда показалось, что руки у неё сильные, как у спортсмена, — а я сидела рядом, и у меня не было сил встать и делать хоть что-то. Я совсем забыла отдать ей цепочку. И ещё я немного оглохла. А ещё я взяла и зачем-то отдала ей всё, что писала. Все листки.

На следующий день незнакомый мальчишка передал мне через КПП пакет со всякой всячиной. Там был кефир, какой-то чудной хлеб с отрубями — я улыбнулась про себя, потому что он, наверное, был жутко полезный, — и пироги с непонятной начинкой. Джонсон я ими не угощала, а сама идентифицировать не смогла. Пироги были вкусные. По одним только пирогам можно было сразу догадаться, кто прислал посылку.

А ещё там была простенькая открытка с медвежонком.

Глава 7

Чёрт подери! Да что за му… какой добрый человек придумал тупые ножи? Я вышибла бы ему мозги… то есть, пожелала бы этому доброму человеку всяческих благ — за то, что он умудрился затупить все ножи на кухне.

Картошка у меня в руках уже начала покрываться какой-то скользкой дрянью, похожей на сопли. Я шмякнула её в кастрюлю. Картошка булькнула и плеснула на кафель водой.

— Твою дивизию, — Джонсон дёрнулась так, что кастрюля чуть не вылилась на пол целиком. — На фига ты это делаешь?

— Что? — рявкнула я, испытывая острое желание медленно и мучительно снимать с неё скальп при помощи этого ножа, который явно был старше моего дедушки, или отмочить что-нибудь покруче. — Всего только вода, нет?!

— Не начинай, Ковальчик, — мрачно сказала она.

— Не кислота, не ацетон, — в придачу к скальпу я стала мечтать красиво развесить её кишки на лампе.

— Поменяешься со мной штанами? — подколола Джонсон.

"Тупая стерва", — прямо-таки было написано у неё на лбу громадными буквами.

— Просто какая-то вода! — язвительно уточнила я.

— О`кей, вода, — подозрительно легко согласилась она. — А давай, я вылью эту кастрюлю тебе на голову — и посмотрю, что ты скажешь. Особенно сидя задницей в луже размером с половину кухни.

Я ясно представила, как она пинает ногой этот алюминиевый раритет с красными буквами на боку: по полу катится девятый вал мутной воды, а картошка весело скачет следом.

— А ты что вылупился? — заорала Джонсон.

Вместо кастрюли или моей физиономии под раздачу попал пацан из автороты, который имел несчастье повестись на развод и прошедшей ночью примкнул к нашей компашке людей с полным отвалом башки, сев за руль внедорожника. Хоть и не по своей воле.

— Я не вылупился, — скромно сказал он.

— Работай давай, а то сейчас глаз на жопу натяну, — гаркнула Джонсон. — Смотреть он будет ещё.

Пацан вздрогнул и принялся сосредоточенно выковыривать картофельный глазок.

— Ковальчик, — печально сказала Джонсон.

— Что? — строго спросила я.

— Какого хрена ты не сказала мне "стой"? — она отрезала чуть не половину картофелины и остановилась, не зная, что теперь сделать со второй половиной.

— Выкрасить и выбросить, — мрачно посоветовала я совсем не в тему.

Она не переспросила, потому что услышала слово "выбросить". Картошка смачно шлёпнулась в груду очисток.

— Я говорила тебе "стой", — нагло соврала я.

Я ни хрена не помнила, говорила я ей "стой" или орала на всё расположение "мочи козлов". Исходя из того прискорбного факта, что сейчас мы были здесь — скорее, второе.