Критические этюды (Мережковский, Гиппиус) - страница 2
Перед нами два сборника стихотворений, принадлежащих перу именно таких «жрецов» – «Собрание стихов» Д.С. Мережковского и «Собрание стихов» З.Н. Гиппиус. Постараемся охарактеризовать и оценить содержащийся в названных сборниках материал с избранной нами социологической точки зрения.
Авторы сборников обладают далеко не равносильными художественными дарованиями. Если г. Мережковский сумел заявить о себе, как о художнике, действительно, не лишенным таланта, порой поражающем колоритностью и пластичностью своего рисунка, произведения г-жи Гиппиус свидетельствуют о полной художественной несостоятельности поэтессы; поэтесса старается скрасить недостаток художественного таланта «экзотическими «средствами – цветами риторической декламации и намеренной «крикливостью» тона, что, понятно, к мало-мальски утешительным результатам не приводит. Но разноцветность – в эстетическом отношении – плодов творчества двух служителей «новой красоты» для нашей задачи значения не имеет. В эстетическую оценку стихотворений г. Мережковского и г-жи Гиппиус мы не намерены. А как материал для характеристики некоторых сторон нео-индивидуалистического миропонимания, их произведения могут быть использованы с одинаковой пользой.
«Двойственность» позиции, занимаемой нашими авторами в распланировке современных общественных течений, степень отдаленности наших авторов как от «мещанского царства», так и от безусловно передовых общественных слоев, в последние годы достаточно выяснились. Достаточно наши авторы в своих прежних произведениях определили свой протест против «мещанской культуры» и, одновременно, подчеркнули отсутствие уз солидарности между ними и теми, кого певец «Воскресших богов» называет «отцами и детьми русского либерализма». Новых, сколько-нибудь любопытных штрихов к своему общественному «credo» в своих недавно выпущенных сборниках стихотворений ни г. Мережковский, ни г-жа Гиппиус не прибавили. Поэтому распространяться здесь об их «гражданских убеждениях» мы не будем.
Для нас важно здесь лишь отметить общее состояние их самочувствия, вытекающее из особенностей их «общественных» симпатий и воззрений. Состояние это отнюдь не завидное. Ими владеют настроения, какие должны были испытывать дантовские «скорбные души», «anime triste», которые, по словам флорентийского поэта, non fur ribelli, ma par se foro (т. е. не были протестующими, но были «сами по себе»).
В первых строфах приведенного стихотворения г. Мережковского заключается отповедь интеллигентам, стоявшим и стоящим на исторический авансцене; подобную отповедь разбирать по существу мы считаем излишним. Обращаем внимание на финальные строки: поэт расписывается в своем полнейшем банкротстве на жизненном пиру. Он объявляет, что круг лиц, к которому принадлежит он сам, настоящей, «живой» жизнью не живет.
Живя «последним ароматом чаши» и «тенью тени», он проникнут пессимизмом безысходного одиночества. Каждый человек, – учит он, – неминуемо должен быть жертвой этого одиночества. Никто не может понять чужой души «до дна», проникнуть в тайники чужого сердца.
Жизнь представляется поэту бессмысленной и бесцельной. Она вызывает в нем ощущения страха. Страх этот простирается до того, что поэт боится даже самого себя (см. стихотворение «Чем больше я живу – тем глубже тайна жизни»).
Не меньшую растерянность перед процессом жизни удостоверяет своими произведениями и г-жа Гиппиус. И у нее мы находим то же сознание полнейшей неспособности жить «настоящей жизнью», то же отчаяние «одинокой души», то же отрицание смысла и цели существования, ту же жизнебоязнь.