Критические этюды (Мережковский, Гиппиус) - страница 3

Таков общий фон настроения, владеющего «скорбными душами». Таковы предпосылки пессимизма, характеризующего писателей нео-индивидуалистических тенденций.

Но в то же время безусловно пессимистическими мотивами содержание их лирики не исчерпывается. Бывают моменты, когда и г. Мережковский, и г-жа Гиппиус начинают неожиданно; говорить о таких вещах, о которых бы им, как пессимистам, даже упоминать не полагалось. В созвучия минорных мелодий вдруг вплетаются мажорные аккорды.

Перемена настроений – имеется в запасе у некоторых ценителей современной литературы ходячая формула, которой нередко пользуются, не задумываясь, при объяснении всех «противоречий», встречающихся в произведениях новейшей поэзии. Но, во-первых, «смена настроений не может играть роли «конечно, причин», на которой должен останавливаться критический анализ, и опять-таки нуждается, с своей стороны, в генетической справке. А, во-вторых, мы, в данном случае, имеем дело вовсе не с капризной игрой «впечатлений минуты», а с более глубокими продуктами психической жизни, с более прочно заложенными «основами миросозерцания».

«Интеллигентный пролетариат» живет в атмосфере безысходных, «трагических «противоречий: именно этот тезис с исключительной старательностью и разрабатывается новейшей русской изящной литературой: достаточно сослаться на материал, содержащийся в произведениях, например, А. Чехова, Л. Андреева, Н. Тимковского, отчасти В. Вересаева. «Двойственность позиций» воспитывает психику «современного человека» в определенном направлении, облекает ее в своеобразные формы. Представитель «интеллигентного пролетариата» неминуемо должен воспринимать явления «двойственности» под углом «дуалистической» точки зрения, производить «двойственную» оценку текущей жизни.[3]

Именно с примером такой точки зрения и такой оценки мы встречаемся в лирике г. Мережковскюго и г-жи Гиппиус.

Как «идеолог» группы, «мещански» настроенной, погруженной в интересы собственной неорганизованной борьбы за существование, стоящей вне «большой дороги» истории, г. Мережковский определяет жизнь, как хаос бессмысленных, бесцельных случаев и коллизий.

Как представитель интеллигенции, не вполне порвавшей с традициями прогрессивных веяний, изредка приглядывающихся к происходящему на исторической авансцене, он знает, что за пределами сферы мещанских интересов и стремлений завершается рост жизни, развитие общественного прогресса идет безостановочными шагами. Получаются две системы «миропонимания», взаимно исключающие друг друга. И конфликт этих систем суммируется, в представлении поэта, как антитеза «dees generales» – «жизни и смерти».

Поэт посещает Пантеон. Там, в храме олимпийских богов царит ныне, «древнему cонму богов чуждый, неведомый Бог», Бог самоотречения и крестных страданий.

Но провозгласивши принцип «отречения от жизни», поэт сейчас же делает поправку.

И смущенный антитезой, представившейся его сознанию, поэт восклицает:

К этому «спору», в этой антитезе «жизненного» и «мертвенного», активного и инертного начала поэт возвращается при каждом удобном поводе. И если в приведенном стихотворении он только ставит вопрос: «где же ты, истина?», т. е. «как примирить отголоски противоположных воззрений», – в других стихотворениях он делает попытки дать посильный ответ на подобный вопрос.

Временами вопрос решается им в «нирванистическом» духе. Он проповедует полное подавление жизнеспособности, полное отрешение от всяких «желаний»: «Я не хочу пытать и числить… Какое счастье – не мыслить, какая нега – не желать!» («Нирвана»).