Кролик сказал, что я больше ничего не должен - страница 7

— Я ухожу, — сказал я.

— Ссыкло! Ты никогда не вернешься домой! — заорал проповедник. Его лицо исказилось, он брызгал слюнями. Последний факел подсвечивал его безумные черты.

Лиза ждала на улице.

— Удалось? — спросила она.

— Нет. Все кончено. Пойдем домой.

Когда я сказал «домой», она просияла.

Дома я в очередной раз развернул свои вещи. Табак, карандаши, дребедень, кролик в бумажке. Я раньше любил рисовать, судя по карандашам? Видимо, да. Я развернул бумажку, в которой был кролик, и стал машинально заштриховывать.

На бумаге проступила карта. Это был оазис в трех днях пути от Хайруталанских гор.

Я нашел Кролика под одиноко стоящим деревом в центре небольшого оазиса. Оазис был скрыт за барханами, и я блуждал долго. Чем ближе я к нему подбирался, тем лучше вспоминал это место.

Механический Кролик деловито шкрябал на коре дерева. Кажется, это была ива, она склонялась к водоему в центре оазиса. Откуда в пустынной местности с редкими вкраплениями грунта ива? А откуда здесь механический Кролик в шляпе? Он пустынный шаман, и он сам решает, что будет расти в его оазисе.

— Привет, Кролик, — сказал я.

— Привет, — ответил Кролик. — Хочешь воды? Ты, наверное, сильно устал от жажды и блужданий по пустыне. Отпей из моего источника. Это не так страшно, как ты думаешь.

— Я не хочу от тебя ничего.

— Кроме?

— Кроме.

— Кроме чего?

— Кроме того, чтобы ты сказал мне, кто я такой, как меня зовут и где мой дом.

Кролик перестал шкрябать по коре ивы и подпрыгнул ко мне. Его шестеренки звякнули, а поршни скрипнули, словно их надо смазать. Пустые механические глаза Кролика беспорядочно крутились на шарнирах внутри глазниц.

— Ты знаешь, что это за место, неизвестный солдат?

— Оазис, — сказал я.

— Правильно. Но что еще?

— Твой дом.

— У меня нет дома, — засмеялся Кролик.

Но в этот момент его глаза перестали вращаться и застыли, тихонько покачиваясь. На секунду показалось, что его механическая морда и усы из лески приобрели осмысленное выражение, даже какую-то эмоцию. Кажется, грусть.

— У меня нет дома, — повторил Кролик и повесил голову.

— Но у меня есть. И я хочу знать, где он. И я хочу знать, как меня зовут.

— То, что ты видишь перед собой, не мой дом. Скорее, это иерофания. Ее не каждый увидеть может.

— Мне все равно, как это называется. Я нашел тебя. Выполнил твой приказ.

— Милый мой, я никогда не приказываю. Приказывают ваши командиры, я просто предлагаю, а там да-да, нет-нет, — сказал Кролик и снова заскрипел шестеренками.

Пространство оазиса словно сузилось, сжалось, мягкой зеленой травы стало меньше. Она высыхала вокруг ивы, словно по волшебству.

— Ладно, хорошо. Ты хочешь знать свое имя, свой дом. И все остальное, что к этому будет приложено. Ты точно хочешь этого? Ведь сейчас у тебя есть все. Ты точно этого хочешь?

— Если я не узнаю, то сойду с ума.

— Может, ты уже сошел.

— Может. И тем не менее.

— Ладно. Спрашиваю в последний раз. Ты точно хочешь этого, Ефим Лестер?

Ефим Лестер? Что за идиотское имя! Паскуда просто смеется надо мной!

— Да, Кролик. Хочу, — сказал я, сдержав вспышку гнева.

— Пусть будет по твоему желанию.

Кролик допрыгал до оазиса. Рядом с водой он надел на свои металлические лапки смешные маленькие резиновые перчатки и достал со дна пакет в плотном резиновом мешке.

— Что это такое?

— Твой фронтовой дневник, Ефим Лестер. Там есть вся информация, которая тебе нужна. Обер-сержант пятой роты второго батальона второй армии фон Лакшица, юго-восточный фронт, командир разведгруппы, стрелковая пехота. Ты доволен, наконец? Отстанешь от меня теперь?

— Нет. Расскажи, почему я потерял память. Это же была не контузия?

Кролик вздохнул, снял с лапок резиновые перчатки и почесал за ухом.

— Ты продал координаты расположения второй армии генерала фон Лакшица пустынному полковнику артиллерии Мавлюту, который предложил тебе очень хорошие деньги за эту информацию. У тебя была больная мать в столице Государства. Ты не знал, как в армии достать денег иначе. И ты всегда мечтал разбогатеть. Зачем? Просто так, чтобы все кланялись, и чтобы кататься на дорогом автомобиле, и есть с серебра морской гребешок под соком лайма. Кстати, когда ты решил обречь на смерть шесть тысяч своих сослуживцев, каким из мотивов ты руководствовался? Ты больше хотел помочь матери или изумрудный «Руссобекер»? — спросил Кролик.