Кровавая одержимость - страница 22
— Эм… а почему нет?
Он улыбнулся, и будто полная луна засияла в машине.
— Потому что ты моя судьба, и нам нужно многое узнать друг о друге за очень короткое время.
Брук была потрясена.
— Простите? — начала она возражать прежде, чем он снова заговорил. — Эм, я с полной уверенностью могу гарантировать, кем бы эта судьба ни была, я определенно не являюсь ею. Без обид, вы кажетесь на самом деле интересным парнем и все такое, но, — прекрати это, Брук, — я правда просто хочу домой.
В ее глазах застыли слезы. Черт, она не хотела плакать. Она не хотела показывать, насколько напугана. Брук знала, что должна быть осторожной, чтобы не дать хищнику повода атаковать. Даже если он демонстрировал благородство и самоконтроль.
Она задрожала, когда проиграла битву эмоциям и слезы страха покатились по щекам.
— Пожалуйста… — ее голос дрожал. — Пожалуйста… Я просто хочу домой.
И эти слова стали спусковым крючком, вырывая ее из настоящего и забрасывая в далекое, мучительное прошлое.
Я просто хочу домой.
Это были уже не слова двадцатидевятилетней женщины, не требование уверенного, опытного профессионала, а жалобная мольба шестилетнего ребенка, проведшего семь дней в уединенном домике на берегу озера с жестоким отчимом.
Это были слова умной находчивой девчушки, которая льстила, умоляла, приводила свои доводы шесть долгих и кошмарных ночей в отчаянной попытке продержаться дольше, провести, перехитрить больного взрослого извращенца, уговорить вернуть ее домой к матери… в безумном желании выжить.
И это были слова восьмилетней девочки, которая два года спустя сидела на жесткой деревянной скамье в холодном зале суда и давала показания против этого монстра. Чтобы рассказать миру, что произошло в том домике, как она выжила. Чтобы быть уверенной, что этого монстра надолго упекут в тюрьму. Она заново прошла через все тяжкие испытания лишь для того, чтобы увидеть, как собственная мать с отвращением отворачивается от нее. С того времени она не общалась с Брук, будто в случившемся была ее вина. И если бы не ее недавно умершая бабушка Лэйни, которая вырастила девочку как свою дочь, Брук просто некуда было бы пойти.
Ее слезы падали, словно дождевые капли, и женщина отвернулась, снова чувствуя себя той беззащитной и брошенной девочкой.
— Брук, — позвал кто-то издалека, но она слишком углубилась в воспоминания, поэтому не смогла ответить.
— Где ты, Брук? — мужской голос был успокаивающим и властным одновременно.
Брук моргнула, шмыгнув носом, и беспомощно посмотрела на мужчину перед собой.
— Что?
Она почувствовала внезапный толчок, вторжение, как будто ее мозг наполнился ватой, но через мгновение ощущение исчезло также внезапно, а выражение лица мужчины стало жестким. Его черты — смесь гнева и решимости.
— Пожалуйста, — прошептала она, презирая себя за слабость. — Пожалуйста, отпусти меня. Я просто…
Он перебил ее, коснувшись указательным пальцем губ Брук.
— Тише, — Наполеан медленно покачал головой.
Почему-то его прикосновение вернуло ее из прошлого. Женщина заняла место девочки. Прикосновение заменило вчерашнее на настоящее. И как только она пришла в себя, вернулось и ее самообладание.
Она лучше умрет, чем будет унижаться!
Она лучше испытает ярость похитителя, чем когда-либо… когда-нибудь снова… будет умолять другого мужчину о снисхождении.
Брук вздернула подбородок и заставила себя перестать плакать.
— Если ты думаешь, что сможешь причинить мне боль, то тебе придется сперва меня убить. Советую найти себе другую игрушку, или судьбу, потому что я лучше умру, чем стану жертвой. И я буду бороться до последнего вздоха, — выплюнула она, стиснув зубы и глядя прямо в глаза Наполеану.
Выражение лица мужчины невозможно было разобрать. Он задумчиво смотрел на нее, а затем его губы приподнялись, демонстрируя растущие клыки.
Брук вскрикнула от неожиданности. Она заметалась на сидении, но он поймал ее одной рукой и легко усадил обратно рядом с собой. Ошеломленная, Брук тяжело дышала и в этот момент очень хотела иметь с собой пистолет.
Он прикрыл рукой свой рот и закрыл глаза, а затем медленно опустил ладонь, чтобы заговорить вновь.