Кроваво-красная дорога - страница 33

стр.

— Штобы разделить с нами нашу скромную трапезу с такими милыми попутчицами на этой пыльной дороге жизни, — говорит он. — Это просто чудесно, моя дорогая! Вот я о чем!

— Доедайте все, всё до последней капли, — говорит она, — вот так. Ну, как, управились?

— Спасибо, — говорю я.

Я отдаю наши миски. Я зеваю. Эмми потирает глаза.

— Что девчушки хочетца баиньки? — спрашивает мис Пинч.

Я чувствую, как мои веки начинают тяжелеть. Я зеваю еще раз.

— Наверное я... мы столько времени... в пути... — еле ворочаю я языком.

— Саба, — зевает Эмми. — Почему я чувствую себя... такой... уставшей...?

Она устраиваетца прямо на палубе, сворачиваетца клубком и тут же засыпает. Што-то здесь не так. Я поднимаюсь на ноги. Меня слегка качает.

— Ого...

Я трясу головой, пытаясь проснутца. Моя голова будто налилась свинцом, я даже не могу держать её прямо.

Пинчи наблюдают за мной, их глаза хитро блестят.

А затем до меня доходит.

— Я поняла. Еда... — бормочу я. — Вы туда што-то подсыпали... в еду.

Мои пальцы тянутца за спину, к луку. Но руки меня не слушуютца и повисают как плети. Ноги подкашиваютца, колени подгибаютца. Я падаю на палубу.

— Зачем вам это... понадобилось? — спрашиваю я.

Мои веки закрываютца.

Раз.

Дв..

* * *


Я лежу на чем-то твердом. Деревянном. Шея затекла, голова гудит. Што-то колит так, аж больно. Я облизываю пересохшие губы. Плечи ноют. Как и запястья. Я начинают стонать.

Я поднимаю голову, заставляю себя открыть тяжелые веки. Грубые деревяные нары, горшки с котелками, развешанные на шатких стенах. Где это я...чё-то не могу припомнить... подождите-ка... сухопутный парусник... Пустынный Лебедь... Рустер Пинч... его жена. Я должно быть нахожусь внутри лачуги Пустынного Лебедя.

Я собираюсь подвигать руками, но... не выходит. Я не могу ими даже пошевелить. В мои запястья впиваетца метал.

Моё сердце ёкает и начинает учащенно битца. Всё, я окончательно проснулась.

Я лежу на скамье, прикованная за запястья и лодыжки, какими-то металическими штуковинами в виде колец к деревянным балкам. Эмми на соседней лавке, всего в нескольких шагах от меня. Она тоже скована по рукам и ногам. Эта хибара не такая уж и хлипкая, какой казалась на вид. Деревянные панели прикреплены к железному каркасу.

Мы пленницы. Меня захлестнула красная горячая волна ярости. Ярости и страха.

— Пинч! — заорала я во всю глотку, дергая свои оковы. — Пинч! Эмми! — говорю я. — Эмми! Очнись!

Она очень медленно поднимает свою голову, взгляд тяжелый и бессмысленный.

— Эмми, проснись! Ну же! Эмми!

Её глаза распахиваютца шире, когда она видит меня. Она осматриваетца и видит, што её собственные запястья, как и лодыжки тоже привязаны. Её лицо искажаетца от страха и она начинает учащенно дышать.

— Саба! Што происходит? Што они с нами собираютца сделать?

Затем я замечаю, што пол под нами грохочет. Горшки на стенах звякают и дребезжат. Лебедь движетца.

— Пинч! — ору я.

Дверь в лачугу отваряетца и на пороги появляетца мис Пинч. Она подходит ближе.

— Так-так-так, — говорит она. — Проснулись наконец-то. Надеюсь, сны были приятными.

— Отпустите нас! — воплю я. — У тебя нет никаких прав связывать и удерживать нас здесь!

— А причем здесь права? Тут с ними нет ничево общева, — говорит она. — В этом мире, берешь всё, што хочеш. — Она пожимает плечами. — Мы хотим тебя.

— Што это значит, хотите меня?

Она снимает крышку с ведра с водой и опускает в него помятую жестяную кружку.

— Ты молодая, — говорит она, — и сильная. Сразу видно прирожденный боец. Я сразу же это поняла, как только тебя увидела. Ты будеш идеальной.

— Идеальная для чево? — спрашиваю я.

Она выпрямляется. Смотрит на меня своими маленькими черными глазками, холодными как камень.

— Идеальной, — говорит она, — для боев в клетке.

У меня волоски на руках встали дыбом. Я вздрагиваю.

— Именно так, девочка, — говорит она. — Тебе следует боятца. Боев к клетке. Они опасны и отвратительны. И это очень прибыльный бизнес в Хоуптауне. Тебе придетца хорошенечко потрудитца на нас.

— Я ничево не собираюсь делать для тебя, — говорю я.

— У тебя нет выбора, — говорит она.

— Ты не можешь меня заставить што-нибудь делать, — говорю я.