Кроваво-красная дорога - страница 43

Итак, я ем, когда мне дают, сражаюсь, когда вынуждена и ищу шанс смотатца отсюда. Так или иначе, я улучу возможность. Охранник ли отвернетца, дверь останетца открытой в нужное время. Што угодно. Они могут запирать меня в морозилке сколько угодно. Мне всево-та и нужно, штобы один раз повезло.

В темноте ночи, я сижу или мерю шагами свою клетку. Я не сплю больше, чем час или два за раз. Потому, как только я закрываю глаза, в этот момент меня окутывает тьма. Она приходит за мной. Она выходит из потаенных уголков, чтобы обернуть вокруг меня свои холодные-холодные руки. Она проникает в мою кровь, кости, душу. Она выжимает из меня всю надежду до капли.

Если я позволю ей завладеть собой, то никогда уже не выберусь отсюда. Я останусь в Клетке и буду дратца до тех пор, пока не начну проигрывать. Я отсанусь в живых, пока меня не растерзает толпа.

Я боюсь, што в конце концов тьма окажетца сильнее, чем моя ярость.

Вот я закрываю глаза, и она приходит.

Наступает тьма.

Тьма, а вместе с ней и сны.

* * *

Я в Колизее.

Здесь тихо. Пусто. Темно. Кромешная ночь.

Я в Клетке, мои ноги босые, а моя одежда вся в лохмотьях. Я што есть силы колочу в дверь, но та заперта. Я в ловушке.

Я чувствую легкое покалывание в затылке. Я медленно поворачиваюсь.

Они все стоят там. Все девушки, с которыми я когда-либо дралась. Каждая, которую я победила или отправила на расправу толпе. Они заперты в Клетке со мной. Они не больше, чем тени, их лица скрыты тьмой, но я знаю их. Каждую из них. Цвет их глаз, форму носа, запах кожи, от которой веяло страхом.

Они начинают двигатца, бесшумно подплывая ко мне.

— Простите меня, — шепчу я, говорю, кричу — простите меня, простите меня, простите меня, — но из горла вырывается лишь вырываетца беззвучный крик.

Они нависают надо мной. Они окружают меня. Толкают, тянут вниз.

* * *

Темнота сгущаетца и накрывает словно одеяло.

Голоса. Шепотки. Бормотание. Вздохи. Но все эти звуки раздаютца откуда-то издалека, так што я не могу разобрать слов. А потом слышу,

— Саба! Саба, помоги мне!

Это голос Лью. Но когда он был еще маленьким. Возраста Эмми.

— Лью! — кричу я. — Я здесь! Я постараюсь найти тебя! Где ты?

— Я не знаю! Поспеши! Здесь так темно. Я... мне страшно.

Он начинает плакать.

— Всё хорошо, Лью! — кричу я. — Я найду тебя! Продолжай говорить и по голосу я смогу найти тебя!

— Я не могу, не могу, Саба! Они идут!

Он кричит.

— Лью! — воплю я. — Лью!

Тишина.

Затем вновь слышитца голос. Теперь он раздаетца ближе, так што я могу разобрать слова.

Слишком поздно... слишком поздно... слишком поздно...

— Нет, — шепчу я. — Нет! Пожалуйста! Лью! Я здесь! Я иду!

Я вытаскиваю себя из сна. Я просыпаюсь вся в поту. Я сажусь, сердце моё колотитца.

Я жду. Это всегда занимает пару минут, штобы успокоитца, перевести дыхание. Мое одеяло все перекрутилось вокруг моих цепей на лодыжках.

Каждую ночь мне снитца Лью. Я никогда не вижу его, только слышу. Иногда он испытывает страх и зовет меня, как сегодня ночью. В другой раз он зол и кричит.

— Черт тебя дери, Саба, где тебя носит? Чем ты столько времени занимаешься?

Но самый страшный, худший из снов тот, где он повторяет мои же слова.

— Я найду тебя. Куда бы тебя не забрали, клянусь, найду.

Он повторяет эти слова снова и снова, и так до тех пор, пока я не просыпаюсь и всё прекращаетца.

В какие-то ночи я просто проваливаюсь в сон без сновидений, в другие разы я не сплю, а лежу и жду наступления рассвета, который просачитца в мою клетку. Я скручиваю одеяло, кладу его себе под голову, лежу на спине и жду, што же мне приподнесет вечер.

Уже время сна? Шепот из клетки рядом со мной. Из той, где держат всех остальных женщин бойцов запертых всех вместе.

Я ничево не говорю. Не люблю говорить с теми, с кем дралась или с теми, с кем мне еще предстоит дратца. Да и никто не заговаривает с Ангелом смерти. Они до чертиков боятца меня. Мне кажется, так, даже лучше всево. Я знаю большинство голосов, которые доносятца из той клетки, а этот я не узнаю, поэтому она должно быть новенькая. Низкий, мягкий голос. Приятный.

— Я слышала тебя прошлой ночью, — говорит она. — И ночь до неё. С тех самых пор, как появилась здесь.