Кровавый палач Гитлер и его подручные - страница 8

Германский офицер был высокий молодой блондин с сероголубыми глазами. Его можно было бы счесть красивым, если бы не две глубоких, доходящих до подбородка морщины около рта, искажавших его лицо, и какое-то неестественное, отталкивающее подобие улыбки. Эта улыбка сразу же выдавала в нем садиста.

На шее у него красовался высший немецкий военный орден «За доблесть». Вильгельм II награждал этим орденом офицеров, выдвигавшихся военной пропагандой в качестве «неустрашимых героев», якобы единолично уничтожавших целые соединения врага.

Из молодых офицеров этим орденом было награждено только несколько пилотов. Имена их по военным сводкам знали все читатели газет Центральной Европы.

Пока Шимаи и я пытались отгадать, кто из «великих летчиков» подсел к нам, наш «герой» развлекался тем, что принимался свистеть, едва мимо проходила молодая женщина. Он свистел так, как обычно свистят, когда зовут собак, и показывал кусок сыру, словно в самом деле собирался приманить собаку. И когда испуганные женщины стремглав бросались от него прочь, наш «герой» отвратительно хохотал.

— Ржет, как старая цирковая кляча, — шепнул мне на ухо Шимаи.

Пилоту не удалось приманить ни одной молодой женщины, но к скамейке притащилась старуха, которую он, конечно, не звал. Было тепло, но на хилом теле старухи болталось поношенное зимнее пальто. Она с трудом тащила на плечах мешок наполовину пустой: на дне его лежало, может, полено или буханка хлеба. Когда старуха дошла до скамейки, колени ее подогнулись, и она присела. Мешок она положила между собой и офицером. Вмиг офицер вскочил. Морщины около его рта углубились, отвратительная улыбка расплылась по всему лицу.

— Марш отсюда! — заорал он на старуху.

Она либо не понимала по-немецки, либо за два года оккупации настолько привыкла видеть в каждом германском офицере грабителя, что, не проронив ни слова, дрожащей рукой раскрыла мешок, вынула оттуда буханку черного хлеба и протянула «прославленному герою».

В следующее мгновение буханка очутилась на земле. Свист хлыста разрезал воздух. Старая бельгийка, громко вскрикнув, закрыла руками лицо; удар хлыста оставил на нем кровавый шрам.

Крики старухи собрали толпу. Появился германский патруль. Пока четверо солдат ударами прикладов пытались разогнать толпу, командир патруля, старый унтер-офицер запаса, с печальным лицом, вытянувшись в струнку, выслушивал приказ офицера.

— Отправьте эту гадину в военный трибунал, — сказал он, указывая на плачущую старуху.

Унтер-офицеру, как видно, приказ не понравился.

— Прошу дать письменный приказ, господин капитан! — сказал он дрожащим голосом.

Лицо офицера налилось кровью:

— Ты смеешь просить у меня письменный приказ? У меня?! Разве ты не знаешь, кто я?

И, тыча пальцем в висящий на шее блестящий орден, назвал

— Герман Гёринг!

Спасаясь от этой отвратительной сцены, мы несколько минут шли молча, не отдавая себе отчета в том, куда так спешим.

— Теперь я знаю, за что господин Гёринг получил такой высокий орден, — заговорил я. — Он на самом деле очень храбрый человек!

— Знаешь что, — ответил мне Шимаи. — Я не ахти какой солдат. Но если когда-нибудь дела примут такой оборот, что мне придется бороться против этих взбесившихся зверей, честное слово, я им напомню сегодняшний случай.

Перевод А. Дунайского

Пьяница Лей — это его краткое название. Полное и официальное: Роберт Лей, руководитель германского «Трудового фронта».

Во время первой мировой войны Лей служил в авиации. Его трусость была настолько велика, что вошла в эскадрилье в поговорку и явилась значительным препятствием для продвижения по лестнице славы и чинов. В конце концов сержанту Лею удалось попасть в плен к французам; он был направлен в один из лагерей для военнопленных. И вот здесь впервые проявились способности Лея: он организовал отряды германских военнопленных для работы на французских предприятиях. За успешную работу на французских военных заводах германский сержант Лей получил ряд поощрений от союзного командования.

В 1920 году «пламенный патриот» Лей вернулся на родину в Рейнскую область и поступил на работу на химический завод в Леверкузене. Однако заработка нехватало, а желание популярности, влияния, власти беспрерывно преследовало бродягу Лея. Он начинает мечтать о собственной политической партии, но организовать движение во всегерманском масштабе ему не удается. Тогда в 1924 году он присоединяется к Гитлеру, а свою организацию вливает в национал-социалистскую партию.