Крушение самолета MH17. Украина и новая холодная война - страница 12
.
Капиталисты теперь приступили к навязыванию рыночного принципа формальной эквивалентности на территориях, которые доселе были независимыми, при первой возможности насильственным образом открывая для себя ранее огосударствленные экономики и рынки труда. Таким образом началась реструктуризация производства, перенос его из зон действия коллективного договора в новые зоны, зачастую за счет приватизации национальной промышленности или за счет других форм отчуждения собственности, причем как в странах Запада, так и за их пределами. Учитывая сопротивление — со стороны как классов, так и стран, — с которым эта стратегия должна была неизбежно столкнуться, правящие классы в более слабых звеньях капиталистической системы делали выбор в пользу нередко кровопролитной контрреволюции, причем как в крупных странах Третьего мира — от Бразилии и Индонезии до Чили и Аргентины, так и в Западной Европе — в Греции и Турции. Особняком в этом отношении стоит «стратегия напряженности» НАТО в Италии. Как примеры, наглядно показывающие, на что готов идти Запад и транснациональный капитал в использовании «брони принуждения» для сохранения своей власти, эти эпизоды до сих пор сохраняют свое историческое значение, поскольку могут служить ключом к пониманию современности>{27}.
К 1979 г. вся совокупность компромиссов, лежавших в основе корпоративного либерализма, была поставлена под сомнение. Закручивая гайки в отношении профсоюзов, буржуазия стремилась снизить налоговое бремя и свести на нет уступки, сделанные после войны>{28}. Кульминацией этого контрдвижения стал «волкеровский шок» — решение председателя Федерального резервного банка США Пола Волкера выдавить инфляцию из экономики за счет повышения процентных ставок до 20 %. Это решение перечеркнуло компромиссы предыдущего периода, приведя к высокому уровню безработицы в стране и к началу долгового кризиса стран Третьего мира. Страны соцлагеря, в особенности Польша и нейтральная социалистическая Югославия, испытывали серьезный кризис неплатежей, в связи с чем предпосылки окончательного распада СССР и социалистического блока в целом следует искать уже в начале 1980-х гг. Достаточно скоро стало ясно, что «волкеровский шок» стал более разрушительным для сил, противостоящих капиталистам и Западу, чем какая бы то ни было военная операция>{29}.
В том же 1979 г. НАТО приняло решение обновить арсенал ракет, направленных на командные пункты стран Варшавского договора. Советник президента Джимми Картера по вопросам национальной безопасности Збигнев Бжезинский рекомендовал предоставить оружие афганским исламистам, выступающим против коммунистического режима в Кабуле, тем самым спровоцировав вмешательство СССР>{30}. Силы, противодействующие Западу и капиталистам, одна за другой становились объектом атак. Был запущен продолжительный процесс нейтрализации (квази-)социалистических или любых других независимых режимов в странах Третьего мира. Александр Хейг, первый госсекретарь Рональда Рейгана, поставил под сомнение само понятие «Третий мир» и назвал борьбу за национальное освобождение «терроризмом»; его преемник Джордж Шульц в январе 1984 г. даже заявил, что послевоенный раздел Европы «так и не был признан Соединенными Штатами». Тем самым они давали понять, что международные компромиссы, на которых был основан послевоенный мировой порядок, больше не работают>{31}.
Вторая «холодная война» также принесла конец разрядке напряженности между Западной Европой и Советским Союзом в экономической сфере. Нефть и газ, которыми сегодня Россия снабжает Европу, были обнаружены еще в 1960-е гг.; в 1964 г. был построен нефтепровод «Дружба», а когда советский газ начала закупать Западная Германия — трубопроводы «Союз», «Уренгой» и «Ямал»>{32}. Кульминацией стал контракт на строительство газопровода из Уренгоя в Северной Сибири в Баварию, подписанный в 1980 г. консорциумом предприятий тяжелой промышленности во главе с «Deutsche Bank». Соглашение, рассчитанное на 25 лет, делало СССР крупным стабильным рынком для экспорта из Германии и других стран Европы. Все это было слишком для Вашингтона, и заместитель министра обороны Ричард Перл призвал сформулировать «хорошо продуманную программу экономических санкций, [которые] могут как помешать развитию экономики Советского Союза, так и замедлить рост его военно-промышленной базы»