Крутые перевалы - страница 19

Алжибай боком пролез в палатку к Пастикову и, поклонившись, сел по-камасински, подогнув ноги.

— Трастуй, начальник, — приветствовал он, закуривая трубку.

Пастиков с трудом надевал ссохшиеся сапоги. В палатке пищали комары, где-то скребла мышь.

— Рано ты ходишь, старшина, — начал Пастиков, топая сапогом о землю.

Алжибай высек огня, положил трут в погасшую трубку.

— Мой говорить хочет, пойдем в лес, — ответил он.

На стане просыпались разведчики. Самоха и Додышев босыми побежали к озеру умываться. Молодая трава брызгала росой. Долина пестрела цветами. Над белогорьями качалась прозрачная синева.

Пастиков позвал Алжибая в тополевую чащу и сел на свежий пень.

Старшина снял шапку и провел ладонью по бритой голове. «Силищи в нем, как в коне», — подумал Пастиков, рассматривая широкие плечи собеседника.

Алжибай расстегнул кожанку и достал из сумки сверток. Он не торопясь развернул бумазеевую тряпицу, не торопясь расправил на ней и поднял кверху связку черных соболей. Шкурки были остистые, с серебристой проседью.

У старшины сверкали зубы и глаза, маленькая рука заботливо гладила шкурки зверьков сверху вниз.

— Что это?

Пастиков сломил ветку, смял ее в руках, улыбался уголками губ и прищуренными глазами. Алжибай не терял из виду ни одного его движения. Они молчали, но в молчании этом было нечто похожее на разговор. Старшина перевертывал связку. Приглаженные шкурки тихо хробостели, поблескивали, лоснились, соблазняли. У Пастикова кипело внутри, но, преодолев готовую вырваться злобу, он решил выждать. Не вытерпел Алжибай. Хмурясь и принужденно улыбаясь, он спросил:

— Хорош, труг?

— Добрая пушнина, — подтвердил Пастиков. — Надо продавать.

Алжибай поймал рукой мимо пролетевшего жука и заулыбался.

— Продавать не хочу. Твой баба подарок принес. Ох, ворот хороший будет, шапка хороший будет. А ты уходи, не тронь Шайтан-поле… Не пугай зверей. Другой место лучше есть. Вон той горам большой поле есть. Три дня езды — и там…

Алжибай говорил, закрыв глаза, поэтому он не видел улыбки Пастикова, исказившей его круглое нестареющее лицо. Старшина долго хвалил новое место.

— Пушнину я возьму, — ответил Пастиков. — Сдам ее в кооперацию.

Алжибай не понял его и долго смотрел в одну точку.

— Пошто худо говоришь… Мой любит советска власть. А подарка тебе я давал. Наш народ просит тебя.

Пастиков встал с сырого пня и отряхнул с шаровар красных муравьев. Под его взглядом старшина поежился, захлопал глазами.

— Ты знаешь, какие русские скрываются под Чуйским белогорьем? — Неожиданный вопрос смутил старшину. Он мотнул головой.

— Знаю, там рыба ловит старик одна. Там, — указал он на юго-восток, — маленько живет какой-то чужой люди. Орехи добывай. Я не знай.

— А рыбинский купец Глазков где живет? — не отступал Пастиков. — Где живут рыбинские бандиты, восемнадцать человек?

— Не знай, — качал головой старшина. — Тут не бывал такой.

— Ну вот… говоришь друг, а сказать правду не желаешь. — Притворство Пастикова было неудачным. Алжибай засопел и поднялся. Шкурки он хотел положить обратно в сумку, но раздумал и подал их Пастикову.

— Возьми… Это подарка собетска власть. Скажи там: камасинский народ уйдет другой земля. Пусть не надо трогать камасинский народ.

— Мы не думаем его трогать.

Пастиков взял пушнину и пошел к стану. Алжибай направился к улусу. Старшина был доволен, что от него приняли первую взятку. Шагая вразвалку по зеленому берегу, он причмокивал губами, глядя на убегающие волны.

Стефания и Самоха готовили завтрак — варили уху, Додышев и молодые камасинцы чистили ружья.

В палатке над чем-то возился Семен Петрович.

Пастиков бросил соболей на подостланные травянники и рассмеялся.

— Видали добычу!

— Это Алжибай? — удивилась Стефания.

— На ворот моей жене принес.

— И ты не дал ему в шею?

— Очень хорошо сделал, — заметил Севрунов. — Только теперь они все понесут подарки.

— А мы их отдарим, когда организуется камасинский колхоз, — ответил Пастиков.

Вечером, когда разведчики собрались на стойбище, к ним подошла группа камасинцев. По истертым, потрепанным кожанам можно было определить, что все они не из зажиточных. Сутулый улусянин, мало похожий на камасинцев, положил пучок белок и два кабарговых меха.