Крюк Петра Иваныча - страница 35

Тамара кивнула согласием, утерлась салфеткой и медленно пошла вдоль столиков на выход. В конце пути обернулась, построила снова улыбку приветствия и ушла совсем.

Вечером по плану культурной работы были танцы, и Крюков пошел. Рубашку с пиджаком он брал всенепременно, куда бы не направлялся, — считал, главное в мужчине строгий вид, даже пусть без галстука. Галстука и не было б, если бы Зина в последний момент не упаковала принадлежащий ему серый в ромбик и синюю точку мужской атрибут, несший редкую вахту, но зато на все случаи жизни: от дня рождения до дня Победы и от свадьбы до траура и, если надо, самих похорон.

Тамара тоже пришла, словно сговорилась с Петром Иванычем загодя, хотя разговора об этом на момент первой встречи не велось. То, что у его соседки могут быть и другие, кроме него, варианты совместного танца, не приходило в голову, не укладывалось в нее по причине существования приличий между людьми, объединенными общим столом, соседними стульями и единым листиком столовского меню.

Так и получилось. Тамара явилась, платье на ней тоже было, как и сама, худым и облегало ее тело, шелковясь в свете клубных фонарей. Петра Иваныча обуял страх, потому что он сразу понял, что все остальное, чего ему удалось нафантазировать, когда выяснил про вечерние танцы, на деле оказалось гораздо страшнее для исполнения, чем казалось в безрассудных мечтах. Дело еще усугублялось тем, что Крюков и сам не знал с точностью, чего конкретно он хочет от внезапно усложнившего жизнь обстоятельства.

Левая нога, когда пошла первая музыка, вздрогнула и присела на месте, временно потеряв устойчивость. Так случалось порой и на кране, когда в ходе длинного подъема в небо он задумывался и забывался, особенно, если погода соответствовала состоянию внутреннего мира на тот момент, и тогда вместо очередного левого шага у него выходило два раза шагнуть правой ногой, не притянув левую до нужного уровня, и каждый раз он почти срывался в пропасть лестничной ограды и ушибался, тормозя в последний момент любым выступом тела за любой выступ лестницы или оградительных перил.

Тамара стояла одна, но Крюкову казалось, что она выглядит так необычно и так прекрасна в своем балетном сухожильном одиночестве, что никому и в голову не придет просто так подойти и пригласить королеву на танец. За время с обеда до танцев он о многом подумал. До конца изменить мировоззрение не получалось, но многое все же передвинуть в себе удалось.

Беда, — подумал он, жалея самого себя, — что нет у меня нужного опыта на человеческое общение и контакт. То работа на высоте, откуда и бабу-то нормальную не разглядишь, сидишь там, как сыч при любой погоде в воздушной одиночке, ничего от жизни не берешь и не видишь ни хера, кроме неба, крюка да поддона с говном. Или дом сплошной с заботой вечной про что-нибудь, а после — время подошло ложиться спать, с Зинкой слева по перине, со свистом ее по тому же краю и заведенным до отказа свадебным будильником, чтоб снова на кран успеть раствор принять с первой машины. А жизнь идет… а жизнь прошла… и нет в ней остановки…

Последняя мысль получилась стихами, и Крюкову хватило знаний момент этот просечь. Кроме того, по счастливому совпадению спина тоже все еще терпела и не беспокоила, оставаясь в полном вертикальном подчинении. Это и явилось начальной точкой отсчета, после которой Петр Иваныч безжалостно стянул вокруг шеи галстук, позеленил его шипром через флаконную форсунку и практически был готов к новой жизни.

Эх, носик бы ей подкоротить, — думал он, в полной растерянности чеканя шаг в сторону надвигающегося приключения, — и форсу от платья поубавить, чтоб в глаза не так людям бросалось. — Худоба ее почему-то совершенно его не смущала — тщедушность эта была не такой некрасивой, как должна была быть. — Добрый вечер, Тамара, — отрапортовал Петр Иваныч, достигнув объекта танца и пытаясь не растерять от страха настрой на галантность, — могу пригласить на тур?

— Здравствуйте, Петя, — ничуть, казалось, не удивилась соседка такому неожиданному заходу соседа по диетпитанию, стол № 2, — с удовольствием.