Кто люб богам - страница 7

- Спасибо, сэр Малькольм. Я понимаю, что это был возмутительный вопрос.

Джулиан по-настоящему сочувствовал сэру Малькольму, но всё равно собирался спросить у Вэнса, так ли надёжно это алиби. Кестрель мог допустить, что Фолькленд-старший убил своего сына, а теперь изображает рвение, чтобы отвести от себя подозрения. Да, кажется он и правда очень любил Александра, но «по-гречески «обожать» и «завидовать» – это одно и то же слово». Конечно, странно подозревать в убийстве человека, что сам привлёк тебя к его расследованию, но с такой возможностью нужно считаться.

- Так вы принимаете приглашение? – спросил сэр Малькольм.

- Я буду польщён.

- Славно, славно. Вы приехали сюда из Лондона, я полагаю? – сэр Малькольм взглянул на высокие сапоги Джулиана и хлыст.

- Да. Я оставил коня в пабе «Куст остролиста».

- Я живу совсем рядом, на Гроув. Мы могли бы пройтись пешком, если вы не возражаете, а за вашей лошадью я пошлю слугу.

Они вышли через боковые ворота и поднялись по крутой, узкой улочке, с обеих сторон окружённой милыми домами из коричневого кирпича. Вдоль дорожек и в садах густо рост остролист. Стараниями прачек некоторые кусты превратились в сушилки – на них приветственно развевались белые рукава.

Они добрались до Холли-Буш-Хилл и повернули на Гроув – узкую, извилистую улочку, образованную величественными домами, прятавшимися за кирпичными оградами. Сэр Малькольм остановился перед позолоченными воротами из кованого железа, несущими инициалы какого-то предыдущего владельца и год – 1705. Дом выглядел примерно на это время – квадратный и надёжный, сложенный из коричневого кирпича с красными наличниками. Крутая крыша придавала особняку задумчивый, немного надменный вид. С обеих сторон отходили малые крылья, связанные простой, но изящной белой колоннадой спереди.

Сэр Малькольм и Джулиан вошли. Их встретил слуга и принял шляпы. Это был человек в годах – должно быть, он уже давно работает у Фолькленда – и так же, как хозяин, облачённый в траур. Сэр Малькольм велел послать в «Куст остролиста» за лошадью Джулиана и спросил, где сейчас невестка.

- Она в гостиной, сэр. С ней Марта.

- Марта – камеристка Белинды, – пояснил сэр Малькольм Кестрелю и снова повернулся к слуге. – Идите наверх и спросите, сможет ли она нас принять.

- Да, сэр, – слуга поклонился и зашагал по лестнице.

- Я стараюсь ото всего оградить её, – признался сэр Малькольм, – я уже говорил, что несколько дней назад она заболела. Сперва я подумал, что она съела что-то, но потом начал гадать… – он понизил голос, – я очень скорбел по тому, что у Александра не осталось детей. Я последний в своём роду, и видит Бог, я уже не женюсь – не в сорок восемь лет. Не думаю, что найдётся женщина, что сможет терпеть мои книги и холостяцкие привычки. Но с тех пор как Белинда слегла, я смею надеяться, что я – не последний из Фольклендов. Это было бы большим утешением для нас обоих.

- Тогда я от всего сердца надеюсь, что вы правы.

- Спасибо. Я уверен, что она взбодрится, если ей будет о чём думать, и что планировать. Сразу после смерти Александра Белинде было проще, потому было много дел – присматривать за слугами, оформлять дом для траура, отвечать на письма с соболезнованиями. Я тогда пытался убедить её отдохнуть, но теперь понимаю, что она сама знала, что для неё будет лучше. С тех пор, как я перевёз Белинду сюда, ей нечем заняться, и это её угнетает.

Вернулся слуга.

- Миссис Фолькленд просит вас и мистера Кестреля подняться, сэр.

- Прекрасно! Мистер Кестрель, вы готовы?

Гостиная, эта самая женственная комната в доме, за долгие годы вдовства сэра Малькольма пришла в запустение. Старомодная мебель отличалась скорее величием, чем изяществом. Мраморный камин был слишком велик, а багряные обои – слишком темны. Фарфоровые пастушки на каминной доске казались до смешного неуместными. Большая часть мебели стояла у стен, но диван был придвинут к огню. Миссис Фолькленд сидела неподвижно и отстранённо, сложив руки на коленях.

Джулиан почти не знал Белинду Фолькленд, но при каждой встрече поражался её красоте. Даже болезненная бледность и следы скорби не умаляли её. Лицо этой женщины было почти идеально – прямой нос, чуть полная верхняя губа, гордо поднятый подбородок и тонкая белая шея. У неё были золотистые волосы и льдисто-голубые глаза. Тёмное платье сшито по последней моде с длинными, пышными у плеч, рукавами, аккуратной талией и конической юбкой. На груди она носила овальную траурную брошь с красно-коричневым ободом, наверняка, свитым из волос Александра. Внутри была сепией изображена разбитая колонна, у подножия которой лежала пара весов – с такими обычно изображают Фемиду. Возможно, они символизировали юридическую карьеру Фолькленда-младшего, а быть может – его беззаконную смерть. Джулиан подумал, что это изображение, равно как и надпись на могиле, придумана сэром Малькольмом.