Кто зажигает «Радугу»? - страница 10

Я взял штангенциркуль, отмерил на напильнике сантиметр, пометил его карандашом и сосчитал насечки. Их оказалось семь.

— Как же так, — удивился Славка.

— Все правильно. Я же сказал — от пяти до одиннадцати, значит, может быть и восемь, и семь, и шесть, — невозмутимо ответил слесарь.

— А я думал, или пять, или одиннадцать, — извинился Славка.

— Всего напильников четыре вида, — Николай перекинул с руки на руку тяжелый слесарный молоток, — открой-ка второй ящик.

Я послушно открыл.

— Личные напильники, — Николай пояснял, не переставая работать, — проверь-ка, сколько здесь насечек.

Я снова отложил на напильнике сантиметр, сосчитал нарезки.

— Девятнадцать.

— Верно, у личных — от тринадцати до двадцати двух зубьев. Давай дальше.

Я открыл третий ящик.

— Бархатные. Они бывают двух видов. С насечкой номер три и номер четыре.

— Можно чуть-чуть помедленнее, — перебил я Фролова и аккуратно вывел в своем блокноте: бархатные.

— А я и говорю, у бархатных от двадцати пяти до тридцати шести насечек.

— Да, столько для дома не закупишь — без штанов останешься, — пошутил Мороз.

— Это уж точно, — подтвердил Николай. — Учтите, что те же бархатные могут быть плоскими, круглыми, квадратными, полукруглыми, ромбическими…

Я едва успевал записывать. Кто бы мог подумать, что такая примитивная и доступная вещь, как напильник, оказывается инструментом далеко не простым.

В нашем гараже их валялось штуки три, и мне казалось, что их хватит на все случаи жизни, оказывается, нет!

— Вот с этим ящичком поаккуратнее, дай-ка я сам его открою.

Николай щелкнул замком, и нашим глазам предстала неожиданная картина — ярко-красные ячейки для крошечных напильников. Под ними лежал отполированный до блеска лист латуни. Он сиял как настоящее золото, отражая матовые ребра миниатюрных инструментов.

— Надфили, — Николай любовно провел по ним рукой.

При этом его грубоватое лицо отразило нечто вроде умиления. Слесарь привалился к стене:

— Ну-ка, посчитай, сколько здесь насечек?

Я начал считать и сбился.

— Ладно, не трудись. Здесь их шестьдесят — восемьдесят на каждый сантиметр.

Я записал цифры в блокнот и снова сунул его в карман. Почему-то Николай умолкал, когда я брался за карандаш, стеснялся, что ли? Зато, пока я не записывал, он рассказывал свободно и интересно:

— Надфилей еще больше, чем напильников, есть остроносые, тупоносые, пазовые, ножовочные…

— Да… многовато, — Славка явно хотел перевести разговор на «свою» тему — как лучше справиться с этим обилием слесарного инструмента. — А что вы сейчас делаете, Николай?

Слесарь обернул плоский надфиль наждачной шкуркой и легко, чуть дыша принялся обрабатывать малозаметный паз на детали.

— Шлифую, — ответил он и замолчал.

— Неужели нельзя сделать это на шлифовальном станке?

— Нельзя.

Фролов провел ладонью по блестящей поверхности, недовольно чмокнул и принялся тереть снова.

— Шлифовальный станок не дает такой чистоты поверхности. После него остаются на металле незаметные для глаза риски и задиры, вот мы их и убираем.

— А если они не заметны, зачем их убирать? — спросил Мороз. — Не стрелять же из этого телевизора.

— На, посмотри.

Вместо ответа слесарь подал Славке пластмассовую деталь. Была она аккуратная, но некрасивая, какая-то матовая, без привычного блеска.

— Почему-то не блестит, — Славка потер ее об рукав, пытаясь смахнуть матовый налет.

— Давай-давай три, — все равно не заблестит, — Фролов отобрал у Мороза деталь, — видишь на ней крошечные точки, как будто пыль пристала?

— Вижу.

— Это не пыль, а оттиск рисок, которые оставила пресс-форма, потому что была плохо отшлифована.

— Но пластмассу можно отполировать и после того, как деталь изготовлена, — не унимался Славка.

— Примерно, как ты полировал ее об рукав? — ухмыльнулся Николай. — Допустим, отпрессовали мы двадцать тысяч таких деталей. Представляешь какая это работа — отполировать их все до блеска?

Славка упрямо молчал.

— А между тем, если бы слесарь-инструментальщик вот так с ней повозился, — он кивнул на свои тиски, где лежал надфиль, завернутый в шкурку, — деталька шла бы, как солнышко, не пришлось бы ее полировать. Это называется культура производства, дружок!