Кто зажигает «Радугу»? - страница 13

Мы со Славкой присели отдохнуть в сторонке, так чтобы было хорошо видно фрезеровщика. Я вспомнил, что обещал позвонить на работу маме. В обеденный перерыв она должна была сходить в госпиталь. Поискал монету, не нашел.

— Славка, дай две копейки.

Славка порылся в карманах, протянул мне медяшку.

— Подожди меня, я сейчас.

Оставив Славке заготовку, я пошел к телефону-автомату.

— Алло, мама, это я. Ну, как, ты была в госпитале?

— Была, Боря, — голос мамы чуть дрогнул.

Мне стало не по себе — неужели что-то случилось? Стараясь не выдавать охватившего меня волнения, я вроде бы спокойно спросил:

— Как папино состояние?

— Без изменений.

Мама ответила той самой «обходной» фразой, которой когда-то воспользовался я. «Без изменений» — значит, по-прежнему плохо.

— Мамуля, не расстраивайся, я скоро приду.

— Ты откуда звонишь, Боря?

— С завода Козицкого, здесь у нас практика.

— Хорошо, сынок, приходи пораньше, не задерживайся.

— Ладно.

Я повесил трубку и медленно побрел к Славке. Хлопоты сегодняшнего дня на какое-то время отвлекли меня от тяжелых мыслей об отце. Но после телефонного разговора горе снова приблизилось. Не хотелось возвращаться в цех. Прошелся по заводскому двору, потом улегся на пригретых солнцем досках. Закрыл глаза. Я знал, надо немного подождать и мои переживания перейдут в злобу к «королю эфира». И я с новой силой возьмусь за работу. Ведь в любой день и час, даже сегодня, он может включить на полную мощность свою пиратскую радиостанцию. Кто знает, не собьется ли с курса самолет, может быть, с женщинами, детьми?

Я вернулся в цех. Фрезеровщик, молодой расторопный парень, уже обрабатывал нашу «болванку». Мороз нашел с ним общий язык, даже пытался что-то ему подсказать. «Хорошо, если у Петра хватит ума не слушать Славку», — подумал я.

Когда работа была закончена, мы направились к токарю. Магические слова «мы от Дирижера» и здесь возымели действие.

— Слышь, Славка, уважают они его здесь здорово.

— Это уж точно, — подтвердил Мороз, глядя, как токарь приспосабливается рассверлить нашу заготовку, — видно, не врал Фролов, инструментальщик здесь — фигура!

Я хотел что-то спросить у рабочего, но вдруг забыл его имя. Отвернулся, незаметно полистал записную книжку — ага, Силантьев Анатолий Федорович.

Он больше походил на школьного учителя. В очках, с сосредоточенным интеллигентным лицом. Силантьев управлял станком спокойно, не торопясь, не так, как фрезеровщик Петр. Может быть, работа двигалась у него медленнее, но зато я был спокоен, что он все сделает как надо. Глядя на его уверенные руки, я вспомнил, что говорил нам Фролов. Действительно, стоило сейчас Анатолию Федоровичу слегка перекрутить свои рычажки, и все наши хлопоты начались бы сначала. Снова пришлось бы идти к инструментальщику, строгальщику, фрезеровщику. Да, неприятное дело — брак на производстве.

Но Силантьев сделал свою работу «без сучка и задоринки», как выразился Славка. Осматривая ровные фаски, поглаживая их рукой, я вдруг понял смысл этой старой русской поговорки. Наверное, она появилась, когда люди обрабатывали в основном дерево. Ударил по сучку — выкрошился он, дрогнула рука — получился задир — «задоринка». То же может получиться и на металлообрабатывающем станке. Только вместо сучков здесь сложные профили и фаски, а задиры почти такие же, как на дереве. Уронил деталь, ударилась она о бетонный пол — задир готов!

Теперь нам предстояло попасть к последнему станочнику — шлифовщику. Фролов предупредил, что его работы здесь больше всего, к тому же человек он самолюбивый. С ним нужно вести себя повежливее. При этом Фролов многозначительно посмотрел на Славку, которого, видимо, считал горлопаном. Понял ли Мороз намек?

— Славка, как зовут шлифовщика?

— А я почем знаю, ты же записывал.

— Я знаю его имя, не в том дело. Просто ты не вмешивайся, я сам с ним поговорю.

— Это еще почему?

— Фролов сказал, что шлифовщик деликатных людей уважает.

— Пожалуйста, мне же спокойней.

Славка, кажется, не был огорчен, а я бы обиделся, если бы намекнули на то, что я бестактный человек. Интересный парень Мороз, толстокожий. Но добрый, неязвительный — этого от него не отнимешь. Поэтому на него никто и не обижается. Поразмыслив на тему морали, я внутренне собрался, решил дать Славке «урок хорошего тона».