Кто зажигает «Радугу»? - страница 21

— Ребята, разойдитесь, пусть придет в себя, — попросил Славка рабочих.

Остался только Фролов. Он подождал, пока мы останемся одни.

— Знаешь, Боря, я догадывался, что пеленгатор вы неспроста затеяли. Теперь понял зачем. Если что понадобится, приходи в любое время.

Он пожал мне руку и вернулся на участок.

Я допил газировку. Подошел к Славке, он все еще вырезал буквы.

— Слава, ты проболтался Николаю про пеленгатор?

— Нет, — оторопел он. — Наверное, сам догадался, когда я рассказал ему о твоем отце, — я и не подумал, что… — от волнения Мороз начал заикаться. — Ты извини, Боря.

— Ничего, может быть, так даже лучше.

Мысли мои путались, и я был не готов к серьезному разговору со Славкой, но решил не откладывать его до конца дня.

— Слава, постой, — я остановил гравировальный станок. — Можно с тобой поговорить? Я тебе очень благодарен, ты настоящий друг.

Построим пеленгатор, и хорош. Дальше я буду действовать один. Это мое личное дело. Ты здесь ни при чем.

— Как это ни при чем?

— Пойми, Слава, я затеял незаконное дело. Ловить преступников мы не имеем права.

— Не знаю, Боря, по-моему, поймать такого — значит помочь закону. Вдвоем мы как-нибудь разберемся с «королем». Еще увидишь, дадут нам за это по ордену, — закончил он шутливо.

Больше сказать мне было нечего. Но я понял, что за Славку пойду в огонь и воду.

Мороз вернулся к станку и продолжал свою работу. Последние буквы четко прорисовывались на полированной поверхности стали. Они как бы венчали Знаком качества наши предыдущие труды.

Подошел Цаплин:

— Хорош, протрете до дыры.

Он вытащил главную деталь пресс-формы, перенес ее на свой верстак, отрегулировал настольную лампу так, чтобы сильный и ровный свет ложился прямо на нашу «плиту», ставшую законченной деталью. Взял в правую руку свое миниатюрное зубильце с деревянной ручкой и острым краем нацарапал на металле контур нашего фирменного знака — радиоволны и стрелу. Рисунок получился ровный и изящный.

Саша выбрал из нескольких молоточков наиболее, по его мнению, подходящий, приставил зубильце к процарапанному рисунку и чуть пристукнул, примериваясь. Потом застучал сильнее и напористее. Инструмент все глубже врезался в металл. Уже можно было без особого труда представить, какой оттиск получится от него на пластмассе.

— Красота, — Мороз зачарованно смотрел на работу гравера.

Точно так же он следил когда-то за кистью художника, которого мы встретили однажды в парке. Сам Славка рисовать вовсе не умел, может быть, поэтому благоговел перед работой мастера.

— Готово, — Саша смахнул фланелькой стружку с плиты, тщательно протер ее и вручил нам. — Сделаете панель, занесите посмотреть.

— Обязательно!

Мы готовы были хоть сейчас же идти к прессовщикам, испытывать нашу, с таким трудом созданную пресс-форму. В ней воплотился труд наших новых друзей — рабочих многих профессий и, в первую очередь, Николая Фролова: ведь это он помог нам сделать законченную, вполне настоящую пресс-форму. Но рабочий день уже закончился, и волей-неволей пришлось ехать домой.

В автобусе Мороз спросил меня:

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Не надо, Слава, я как-нибудь сам.

Чем поможет самый лучший друг в создавшейся ситуации? Что мог сделать я сам, даже при исключительном самообладании?

Несколько часов, проведенных после госпиталя на заводе, немного вернули мне присутствие духа. Но как успокоить маму? Сделать это мог только один человек — мой отец. Если бы он вошел в дом, пусть даже с черной повязкой на лице, я уверен, мама была бы счастлива. Но отец был прикован к госпитальной койке. Каково-то ему сейчас?

Я открыл дверь тихо-тихо. Мамино пальто висело на вешалке. Я на цыпочках прошел в комнату. Мама лежала на диване. Возле нее на полу валялся аптечный флакон с черной наклейкой. Мне стало страшно.

— Мам, — я тронул ее за плечо.

Мама открыла глаза, и я понял, что она уже все знает. Я опустился на колени, обнял ее.

Стало темно. Я принес одеяло, укрыл маму, поправил подушку и ушел к себе.

Уснуть не мог. Чтобы отвлечься от горьких мыслей, принялся рисовать пеленгатор. Его лицевую панель я мог теперь прорисовать до мельчайшей черточки. Наша пресс-форма стояла перед глазами как наяву. Неудивительно, ведь столько дней мы со Славкой смотрели на нее — то закрепленную во фрезерном станке, то намертво схваченную магнитом шлифовщика, то зажатую в тисках Фролова.