Кто зажигает «Радугу»? - страница 28

— Делаем.

— Все лучше, чем собак по улицам гонять или бутылку распивать в парадной. Ну и молодежь пошла, — вздохнула тетя Клава. — Пьет, ругается, старших не уважает.

— Не все же такие, — возразил Мороз.

— Я и говорю, молодцы вы, техникой увлекаетесь. Если Фролов вас похвалил, значит, не зря — он у нас известный изобретатель.

— Да я не о себе, — начал было Мороз, но умолк.

— Тетя Клава, а хороших ребят нет, что ли, на заводе?

— Как тебе сказать, когда в армии послужат, женятся, своих детей воспитывать начнут, тут они меняются, конечно, но, — серебрильщица поднялась и пошла к ванне, — честно говоря, мало хороших ребят встречается. Всё озорники какие-то.

Да, тяжело переубедить ее.

— Забирайте-ка свои «вещички», — работница извлекла из чана связку, промыла ее и передала нам.

Славка отцепил браслет. Кто бы мог подумать, что эта старенькая, потертая вещичка может быть такой внушительной. Мороз прикрепил часы, важно взглянул на них, эффектно сверкнул серебряный браслет.

— Шикарно, теперь тебе только золотого зуба не хватает — пошутил я. 

— С зубами спешить не стоит.

Не хуже браслета оказались и радиодетали. Теперь они были как маленькие серебряные слитки, даже места пайки стали совершенно невидимы — их надежно скрыл слой благородного металла.

— Спасибо вам, тетя Клава!

— А от меня двойное, — Мороз откланялся, как никогда, галантно.

— На здоровье, ребята, заходите.

Мы вышли из гальванического цеха. Была уже середина дня. Я забеспокоился.

— Слава, мне бы надо съездить в госпиталь.

— Может, позвонишь?

— Хорошо.

В справочном сказали, что для меня есть письмо. Я выскочил на улицу, не успев ничего сказать Славке. Как назло, не было ни одного такси. Нащупал в кармане три рубля. Пожалуй, не хватит расплатиться. Надо найти «частника». Я остановил белый «Москвич».

— Вы не подвезете, до больницы?

Молодой парень в вязаной шапочке оценивающе оглядел меня.

— Что, кто-нибудь помирает?

— Нет, вот так нужно, — я провел рукой по горлу, — отец в тяжелом состоянии.

— Арестуют меня из-за тебя. Ладно, садись, — парень открыл дверцу.

Я плюхнулся на переднее сиденье. Парень ехал лихо. Так быстро я еще не катался по городу. Встречные таксисты шарахались от него в сторону, а уж они-то умели ездить.

— Что с отцом-то? — спросил водитель, не поворачивая головы.

— Разбился.

— Ясно.

Машина на визжащих покрышках вошла в поворот. Я едва успел вцепиться в кресло, чтобы не упасть на водителя. Почему-то я не испугался. Лицо водителя было сосредоточенно и спокойно, даже равнодушно, — видно, для него это дело привычное.

«Москвич» остановился у госпиталя. Я вынул деньги. «Трешка» оказалась рублевкой. Краска стыда залила лицо.

— Брось ты. — Шофер не взял денег.

Он захлопнул дверцу и умчался, оставив меня на асфальте с рваной рублевкой в руках.

— Вот это парень! — я с восхищением смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.

В справочном уже знакомая женщина протянула мне конверт. Он был подписан незнакомым размашистым почерком. Руки задрожали. Я разорвал его. Но первые же слова наполнили меня радостью:

«Мои дорогие! Чувствую себя лучше. Не беспокойтесь. Не унывайте. Ведь я не унываю. Ваш папка».

Как я был счастлив.

— Разрешите, я позвоню маме?

Строгая служительница не могла отказать:

— Вообще-то запрещается, но вам я разрешаю.

Она впустила меня за барьер.

— Мама, мамочка, — кричал я срывающимся голосом в трубку. — От папы письмо, слушай!

Мама всхлипнула, заставила меня прочесть еще раз.

— Не потеряй, Борька, письмо и приходи скорее домой.

— Хорошо, мамочка, я иду.

Первый раз я шел из госпиталя в приподнятом настроении. Его не могло испортить даже то, что отец был еще очень плох. Даже не смог самостоятельно написать такую коротенькую записку. Главное, что он хорошо перенес операцию и начал выздоравливать. Это был хороший день, и я хотел бы пережить его еще раз.

Дома мы с мамой оказались почти одновременно. Она принесла с собой огромный торт. Мы пили чай с клубничным вареньем и мечтали, как проведем следующее лето вместе с отцом.

Время летело быстро. Вечером пришел Славка. Я дал ему прочесть письмо. Мороз заорал как оглашенный: