Куда ведут осенние туманы - страница 7

стр.



  – Быстрее бегите! Или ночь вас настигнет! – донёсся голос старикашки.



  – Это не старикашка, а леший, отец мой, – шепнула Сёмке на ухо лесовка.



  Сёмка не смог сдержаться и спросил:



  – Как же у такого уродца родилась дочь краше зари?



  – А у него тридцать жён, и каждая могла бы красой с цветком поспорить, – ответила лесовка. Если кто лунной ночью увидит, как они хоровод водят, добровольно в лесу на всю жизнь останется.



  – Зачем тогда детей крадёте, раз жён полно? – возмутился Сёмка.



  – Это не мы крадём. Их к нам судьба приводит, я же говорила. Мы их только учим жить или в болотах – болотницами станут; или в озёрах – озёрницами вырастут. Ну или лесовками, полёвками, дубравными пересмешницами…



  Сёмка остановился и прислонился лицом к лицу лесовки:



  – Теперь ты моя. Забудь про всё.



  – Пока ещё не твоя… – раздался приятный голос.



  Сёмка увидел прозрачную фигуру женщины с прекрасным лицом.



  – Мама!.. – ахнула лесовка.



  – Вижу, ты мою дочь Олену от всего сердца полюбил. Помогу вам бежать, леший-то коварство задумал. До полночи совсем немного осталось, – сказала мать лесовки. – Только условия у меня такие: Олену ни в чём не неволить. Умрёт она, если забудет, откуда род ведёт. И от людей защитить. Согласен?



  – Согласен, – сказал ошалевший от всех чудес Сёмка.



  – Тогда не сходите с туманной дороги, – велела мать Олены. – Она сама вас к селу вынесет. И живите счастливо!..



  Тотчас ноги погрузились в мягчайший пух, который светился и переливался. Сёмке показалось, что он вроде на одном месте стоял, тогда почему ветер щёки обдирал и в уши свистел? Только так и можно было понять, что Сёмка и Олена несутся куда-то с небывалой скоростью.



  Не успел Сёмка надышаться стремительным весенним ветром, почуять все его запахи и очиститься от пота свежей влагой, как оказался с Оленой в своём дворе.



  Матушка выглянула в окно, охнула и бросилась к печи. Из двери посыпались братики, запрыгали, закричали – кто эта девка и не Сёмкина ли она невеста.



  Он им велел ворота запереть, чтобы любопытных глаз не было и в дом идти для серьёзного разговора. Но пока ворота запирались, братики сами успели всем доложить о Сёмкиной невесте, которую он привёз на двор на белом облаке вместо коня.



  И когда семья налила чаю по второму кругу, в калитку забарабанили.



  Мама вышла – перед нею стоял сельский староста, а за ним чуть не всё село собралось.



  – Прослышали мы, что Семён в дом лесовку привёл, – сказал староста. – Только ты, Мироновна, много на свете живёшь и знаешь, что её нужно в соломе сжечь, чтобы мору и голоду в селе не было. Добром поначалу прошу: выдай лесовку. И будет всем мир. Не выдашь – пеняй на себя.



  Мать высоко подняла подбородок, что означало: никогда она не согласится любую сыну девку предать смерти.



  Но в это время распахнулось окно, и в нём показалась бабка, которую держали под руки меньшие братья.



  – Лесовку сжечь хотите? – гаркнула она так, что вороны на овине всполошились.



  – Только так можно беды избежать, – ответил староста. – Посевы погниют, ребёнок уже пропал – какой беды ещё ждать?



  – Значит, если в соломе сжечь, беды не будет? – переспросила бабка и распорядилась: – Тащите солому.



  Мама и Семён окно захлопнули, закричали:



  – Не слушайте выжившего из ума человека! Не допустим смертоубийства на своём дворе.



  А в ворота уже впихнули здоровенную вязанку соломы.



  Открылась дверь и появилась бабка, поддерживаемая внучками. Снова крикнула:



  – Ну вот она я, лесовка! Жгите меня для безбедного житья!



  – Да что ты, бабушка, мы тебя знаем, не наговаривай на себя! – зароптали сельчане.



  – Ничего вы обо мне не знаете! Мой Проша из лесу меня привёл! – стала яростно отбиваться бабка.



  – А вправду, мы её родни никогда не видели… – зашептались люди. – И мужа свела в могилу рано, и сына…



  – Ох, и горазды вы врать-то! Проша люб мне по сю пору, и погиб он на сплаве, товарищей выручая! А сынок мой, Мирон, на войне голову сложил! – раскричалась бабка.



  – Тогда как ты докажешь, что лесного племени? – вкрадчиво спросил староста.