Куликовская битва. Запечатленная память - страница 9

Между тем монголо-татары обосновались надолго. С 1242 г. в городе Сарай — резиденции Батыя и столице складывающегося государства Золотой Орды — начались приемы русских князей. «О, злее зла честь татарская», — вздыхал по этому поводу галицкий летописец[89]. В ставке хана русские князья были вынуждены исполнять чуждые им ритуалы, подолгу выстаивать на коленях во время ханских приемов. Любое, даже самое малейшее неповиновение могло послужить поводом к убийству князя. Только за первое столетие ига в Золотой Орде были убиты более десяти князей[90]. Унизительные и опасные посещения ханской ставки оправдывались современниками стремлением князей защитить и сберечь русскую землю. Сочинитель жития Александра Невского, одного из первых среди русских князей посетившего ханскую ставку, вложил в уста Батыя такие слова, адресованные к герою жития: «… аще хощеши съблюсти землю свою, то приеди поскоро къ мне…»[91]. Выдача князьям ярлыков на владение их собственными землями, начавшаяся около 1242 г.[92], вероятно, сопровождалась регламентацией полномочий князя и его повинностей.

К пятидесятым годам XIII в. итальянский дипломат Плано Карпини относит присылку на Русь баскаков с целью проведения «числа» (переписи населения) для установления размера дани[93]. В 1257 г. был отправлен на Русь родственник великого хана Китата, чтобы организовать перепись с учетом каждого дома — «пишюче домы»[94].

Переписи населения не только разжигали освободительное движение, но и усугубляли противоречия «больших» и «молодших» людей, на плечи которых разным грузом ложились татарские поборы. Особенно острые социальные противоречия были зафиксированы во время проведения «числа» в 1257 и 1259 гг. в Новгороде Великом. Первая попытка послов татарских завершилась неудачей: не захотели новгородцы подвергаться переписи. Вместо этого они поднесли дары ханским переписчикам и «отпустили их с миром»[95]. Во время второго захода численников Новгород «издвоился»: «… творят бояре собе легко, а меншим зло»[96]. Перепись была проведена. Не облагались данью только священнослужители («… толико не чтоша игуменов, черньцов, попов, клирошан, кто зрить на святую Богородицу и на Владыку»[97]), заручившись поддержкой которых, татары надеялись держать Русь в повиновении. Помимо освобождения от налогов церковь получила богатые пожалования, а в Сарае была образована новая православная епископия, которая, по замыслу завоевателей, должна была стать важным инструментом татарской политики на Руси[98]. В обмен на привилегии некоторые представители духовенства проявляли лояльность к Золотой Орде, признавали Русь «ханови и Батыеве» (т. е. верховного хана — императора — и правителя Золотой Орды Батыя). Как писал один из агиографов второй половины XIII в., «не подобает жити не поклонившеся има»[99].

Особые условия, в которые была поставлена Русская церковь, и, одновременно, последовательное угнетение остальной части русского населения повлекли за собой массовый отход прежде всего селян от официальной религии. Мольбы к Всевышнему — «… не предай нас до конца имени Твоего ради…»[100] — как тогда показалось, не были услышаны. Все чаще люди обращались к оставленному было язычеству. Церковь лишалась своих прихожан. Умножилось число колдунов и ведьм, которые пытались править умами растерявшихся людей, «влиять» на урожай и стихийные бедствия. Именно поэтому созванный в 1274 г. Церковный собор, отметивший «разложение нравов», принял так называемое «Мерило праведное» — руководство по управлению церковной организацией и по дальнейшей христианизации населения[101].

Насилие неверных, по религиозным представлениям, должно было завершиться Концом света. Эта мысль, появившаяся после поражения на Калке, получила дальнейшее развитие в семидесятые годы XIII столетия. Возможно, истекшие 39 лет после битвы на Калке, о которых говорил на Лионском соборе Петр Акерович, не завершившиеся Страшным судом, заставили заново отсчитывать годы предполагавшейся гибели человечества. Новой точкой отсчета могла стать Батыева рать, а предполагаемый Конец света тогда бы приходился на 1275 г. Поэтому в первой половине 70-х годов на Руси тщательно собираются сведения о бедствиях не только в родных краях, но и в других странах. С наибольшей полнотой подобные данные содержатся в поучениях владимирского проповедника Серапиона. Здесь и упоминания о гибели Драч-города, который, согласно летописным данным, ушел под воду в 1273 г. в результате землетрясения (до того 4000 лет стоял, замечает Серапион), и сведения о многолетнем неурожае «не токмо в Русь, но в Латене», и известие о «потоплении» 700 людей «в лесах от умножения дождя» и 200 в городе Перемышле