Курс N by E - страница 13
и вместе с ним открыл Америку и как в результате у меня родилась потребность узнать эти края, самому ступить на эту землю, коснуться древних каменных оград, плавать по тем же морям и воображать себя таким же викингом, как они, — когда вспоминаю все это, я готов похвастаться, что мой собственный замысел и моя воля привели меня сюда. И однако, все опровергается вот этой самой минутой. Тьма и ветер. Непостижимая необъятность пространства и стихий! Мои слабые руки сжимают румпель, глаза то прикованы к звездам над пляшущей верхушкой мачты, то следят за волной, которую разрезает нос корабля. Я только держу бот на курсе. У меня нет ни желания, ни воли, ни сил изменить курс.
Подходит полночь, и я бужу капитана. Продрогший до костей, спускаюсь вниз, варю кофе, умываюсь и ложусь. Замерзший и еще более усталый, я засыпаю.
VIII
Пролив Кабота
Курс N by E
Из своего сумрачного угла на баке я вхожу в каюту, освещенную утренним солнцем. По ту сторону открытого люка, обхватив руками румпель, сидит помощник в блестящем от брызг желтом клеенчатом комбинезоне. Время завтракать.
— Попьем кофейку? — и я протягиваю помощнику чашку.
— Момент, — отвечает он как-то странно торопливо приглушенным голосом и вдруг перевешивается через борт. — Ладно, — говорит он минуту спустя, выпрямляясь и утирая рот, — теперь можно. — И он пьет свою порцию.
Гора одеял на капитанской койке превращается в капитана, который, не прерывая сна, поглощает основательный завтрак и опять натягивает на себя одеяла, вновь становясь горой. Наверно, именно так ведут себя умершие, которым их заботливые друзья кладут в могилу пищу и вино. Именно так может вести себя и каждый из нас, считая, что живет, но я не признаю такой жизни.
Уже восемь, и я сменяю на вахте помощника. У-у-у! Какой холодный северный ветер, все море в белых барашках. Что это? Сон? Передо мной действительность, настолько реальная, что пробирает до самых костей. Мы в самой гуще бешено мчащихся белогривых чудищ Нептуна. Они вскидывают к небу свои хребты и бросаются на нас, стремясь затопить, швыряют взад и вперед. Но, оседлав их, мы удерживаемся на их спинах и неуклонно продолжаем свой путь на Чаннел[13]. Ветер крепчает, приходится взять рифы. В десять мы убираем грот и идем под стакселем. Так проходит время моей вахты.
IX
55°45′20″ северной широты
59°45′00″ западной долготы
За пять минут до полудня капитан сменяет меня. Я иду вниз. С трепетом, который я стараюсь не показать, и упираясь всем телом, чтобы противостоять броскам бота, осторожно открываю квадратный ящик из полированного дерева и вынимаю оттуда мой прекрасный и любимый секстан, стараясь не задеть пальцами его серебряную дугу.
К крышке ящика изнутри прикреплена карточка, гласящая:
Государственная физическая лаборатория контрольное свидетельство класс А
Далее, после различных сведений о секстане, в том числе подтверждения, что «щитки и зеркала в порядке», сообщается, что поправка его равна нулю.
Секстан принадлежал мне уже много лет, но я ни разу им не пользовался, даже не знал, как это делается. Меня радовал сам факт обладания. Я часто открывал коробку, чтобы поглядеть на прибор, такой прекрасный и по замыслу и по исполнению, любовался четкостью мельчайших делений на его блестящей дуге. Однажды я обнаружил, что кто-то прикладывал к нему свою лапу — на серебряной поверхности чернел крупный отпечаток чьего-то большого пальца. Но я не рискнул дотронуться до дуги, даже ради того, чтобы вычистить ее, потому что эта операция, возможно, принесла бы градуировке больше вреда, чем само пятно.
И вот теперь, в полдень, 18 июня 1929 года, после того, как я почти сорок семь лет колесил по свету, побывав на востоке и западе, севере и юге, на горах и в долинах, и в результате тоже несу на себе какие-то отпечатки и более или менее запачкан, но зато — слава богу — не подвергся чрезмерной шлифовке, я, наконец, решаюсь взять в руки мой секстан. Осторожно пробираюсь по уходящей из-под ног, взлетающей и падающей палубе нашего маленького суденышка и влезаю на самое высокое место у мачты. Затем я упираюсь плечами в фалы, обвиваю их ногами и, уставившись, как положено, одним глазом на солнце — эту постоянную точку Вселенной, а другим на неизменный горизонт нашей земли, сделав необходимые расчеты, определяю свое местонахождение. Но поскольку я, приложив к своим данным все допускаемые формулой поправки, предпочитаю обнародовать результат лишь в таинственной терминологии градусов и минут, видно, что я не слишком горжусь этим местонахождением.