Курс N by E - страница 40

стр.

Хотя наш курс оказался теперь не слишком ясным, это было не так важно, потому что ветер спал. Уже вечерело, небо было так густо затянуто тучами, что нас окружали глубокие сумерки. Начал моросить дождь. Шкипер направил бот к лежавшему впереди маленькому фиорду. Пользуясь слабым ветром, которого едва хватало, чтобы медленно толкать нас вперед, в таком глубоком молчании, что слышался ропот дождя, мы обогнули мыс, остерегаясь приближаться к нему чересчур близко, и вошли в фиорд. Едва мы оказались в покое и безопасности между стенами гор, нас охватило благоговение перед величием и тишиной этих мест. Все трое почувствовали одно простейшее, но редкое желание; жить здесь, просто жить бесконечно долгое время.

Мы никак не могли решиться бросить якорь, и я так и не знаю точно, где именно мы его бросили. Песчаное дно фиорда быстро мелело. В одном месте бот даже слегка зацепил дно, но нам удалось натолкнуться на достаточно глубокое место близ южного берега. Снизу из каюты я услыхал всплеск брошенного якоря и воспринял этот звук как сигнал к ужину.

Какое тепло, чистоту и уют они застали в каюте! Все было принаряжено для захода в гавань. Гавань — какое слово! А сегодня можно спать.

— И утром тоже встанем, когда захотим, — добавил шкипер.

Но еще целый час после того, как остальные улеглись, я сидел в своей маленькой нарядной каморке на баке и писал именно эти страницы моего дневника, которому суждено было потом превратиться в книгу; писал в благодатной ночной тишине, под звук дождя, мягко падавшего на палубу.

О том, как много значило для меня наконец попасть туда, в этот гренландский порт, можно судить по последней строке моих записей: «Завтра, — говорилось там, — я буду писать этюд».

XLVII




63°56′40″ северной широты

51°19′00″ западной долготы


Меня разбудила качка. Где я нахожусь? Припоминаю. Дневной свет слабо проникал сквозь отверстия в баке, которые заслоняла шлюпка. Часы показывали 10.30 утра. Вот это поспал! Качало отчаянно; размашистый удар — крен на правый борт. С палубы доносились шаги, голоса, звук разматываемого каната. Ну, ничего, мы на якоре; к тому же никто не зовет. Я уперся коленями в борт койки — лежать иначе было невозможно.

Внезапно бот накренился так сильно, что я чуть не вылетел на пол. Встал, поспешно оделся и открыл дверь в каюту. Она была освещена ярким дневным светом. Шкипер еще не вставал.

— Бот сносит при двух якорях! — крикнул помощник с палубы.

— Потрави концы, — отозвался шкипер.

Я добрался до трапа. В этот момент накатила волна, накренила нас и держала в таком положении в то время, как зеленая вода потоком врывалась внутрь, словно хотела заполнить весь корабль.

— Черт! — завопил я. — Я так хорошо все убрал!

На палубе бушевал ураган; никогда еще не видывал подобного ветра. Море плашмя лежало под его ударами, все гребни волн были срезаны начисто и превращены в пыль. Ледяные брызги волн и жгучие струи дождя неслись на нас со всех сторон.

Пробрался к помощнику. «Нам понадобится третий якорь», — решил я и направился на корму.

В это время вылез и шкипер.

— Ладно, — сказал он, — доставайте третий.

И я спустился вниз в последний раз.

Запасной якорь лежал под мешками с углем и провизией в кормовой части трюма. Добраться до него было непросто. Убрав трап, ведущий из каюты наверх, я принялся за работу на четвереньках, скорчившись в узком проходе. Это было нелегко. Перетаскивая стофунтовые мешки в каюту, стараясь при этом ничего не повредить, я то и дело поглядывал вверх и видел в отверстие над головой серое небо. Но вот появились очертания нависшей горы. С этой минуты она постепенно стала занимать все больше места, а небо все меньше. В конце концов уже начало казаться, что гора сама надвинулась на бот и висит теперь прямо над ним.

Перед тем я осторожно положил на столик с картами зажженную папиросу и, работая, все время помнил о ней, беспокоясь, как бы не припалить стол. Время от времени я чуть-чуть отодвигал ее на другое место. Мы же так заботились о нашем боте, так боялись чем-нибудь повредить его.

Я носил вещи, продукты, перетаскивал мешки с углем и в конце концов добрался до якоря. Якорь был большой и весьма увесистый. Выволок его в каюту.