Курс N by E - страница 52

Разрешение на жизнь, разрешение на смерть! Когда меня выставили из Ньюфаундленда, то заставили получить разрешение на выезд.

Что ж, разрешение у меня было: и разрешение, и: паспорт, и аккредитив, и наличные. И когда все было улажено, мы взошли на борт, чтобы отправиться в Караяк.

XVII

Труба Гавриила. 17–18 июля

Мы отплываем воскрешать из мертвых. Что может быть хуже этого, кроме похорон? Воскресшая жизнь, любовь, ненависть, кости. То, что уже сделано, отжито, кончено, чего лучше уж не трогать, снова вытаскивается на свет. Упаси меня боже от этого! Покончим с неприятным делом.

— Мы заставим его всплыть! — говорит губернатор, глядя на высокую мачту бота «Дирекшн», выступающую из воды.

До конца отлива еще пять часов, в Нарсак за бочками отправляется моторная лодка.

Двадцать два гренландца сидят на камнях, избивая комаров.

— Гренландцы, идите угощаться!

Они, толкаясь, идут в лагерь, ухмыляются, смеются. Здесь разложены запасы с «Дирекшн»: горох, фасоль, рис, кофе, чай, кукурузная мука, овсяная мука, пшеничная, масло, мешки, банки, куски и обрезки всякой всячины. Они набрасываются, толкая друг друга, как дети, на все, что мы выкладываем.

«Это вам, это нам. Вам, нам; вам, вам, вам — нам».

Дележ продолжается до тех пор, пока у каждого не оказывается такая куча, что она не умещается в каяке. Вот мы доходим до того, что сохранилось из игрушек, привезенных для них, — маленький деревянный рожок. Они чуть не передрались из-за него. Наконец счастливец, выбравшись из свалки, отбегает на несколько шагов и дудит в рожок. Он издает забавный, слабый, писклявый звук, и все ревут от восторга.

Тогда я достаю свою серебряную флейту и играю для них. Я играю «Ах, мой милый Августин», и все двадцать два гренландца поют хором. Затем я пою с переливами на тирольский лад. Вот это вещь!

А время идет, начинается отлив, и возвращается стрекочущая моторка, груженная пустыми бочками. Палуба «Дирекшн» уже выступает над водой.

— Наполните бот бочками, — приказывает губернатор.

Вталкивают бочки через передний люк одну за другой, пока выпотрошенные помещения под палубой не наполняются, сверху к бочкам веревками привязывают планки. Все готово, остается ждать, ждать прилива. И прилив медленно поднимается.

К носу и корме бота, к верхушке мачты привязывают канаты и крепят их к моторным лодкам. Начинают тянуть. Лодки тянут, канаты напрягаются, но бот не двигается. Зеленая вода взбивается в белую пену. Еще раз и еще. Раскачивают бот за верхушку мачты. И вдруг он начинает двигаться. Полный ход вперед! Бот скользит. Тяните не останавливаясь, тяните все!

Как будто со вздохом — «Ну что ж, раз уж я должен опять жить» — «Дирекшн» ослабляет свою схватку со смертью и соскальзывает с уступа скалы.

Бот на плаву!

XVIII

Прощай, «Дирекшн»!

Еле отбуксировали в Готхоб с трудом державшийся на плаву, осевший в воду по самую палубу разбитый бот. Там его пришвартовали у берега, прождали почти до полуночи наступления прилива и тогда вытащили на сушу. Корпус бота, с которого стекала вода, медленно пополз по слипу; наклонился на левый бок и, наконец, сильно накренившись, остановился высоко на берегу.

Красное солнце освещало блестящий мокрый бот, из разошедшихся швов которого сочилась вода, как капли крови. Так, повернув свой изодранный бок к небу, открытый солнцу, дождю и снегу и вьющим гнезда птицам, если какая-нибудь птица соблазнится им, лежал «Дирекшн». И таким мы его оставляем.

I

Готхоб. Конец июля

До полуночи остается только час или два, я сижу на холме над маленьким поселком Готхоб. Солнце почти село, и его пурпурный свет лежит на земле.

Я смотрю вперед на покрытые травой невысокие холмы, на обрывистые горы, возвышающиеся за моей спиной; смотрю на спокойную воду фиорда, на далекие вершины, резко выделяющиеся на огненном небе. Тихий вечер, очень тихий! Красота его так захватывающа, что трудно переносить ее в одиночестве. А из поселка доносится смех и танцевальная музыка, играют на аккордеоне.

Спускаюсь вниз, в деревню, и иду в плотницкую мастерскую, где танцуют. Помещение до отказа набито народом. Девушки, одетые в свои лучшие платья, стоят в ряд. На них яркие вязаные шапочки, широкие вышитые бусами воротники, кофточки пестрой расцветки, шелковые пояса, короткие штаны из тюленьей кожи и сапоги цвета киновари, отделанные выше колена черной полосой из собачьей шкуры и вышитым полотняным верхом. Я выбираю девушку и пересекаю комнату, направляясь к ней. Она смеется и дает себя обнять. Мы обхватываем друг друга руками и танцуем. Вот под какую музыку мы танцуем.