Куртизанки дорог - страница 51

— Ну… и что ты мне этим хочешь сказать, Зинаида? — обратился Караваев к воспитаннице. — Что ты красивая и ножки у тебя прелесть — я и так знаю. Не выколупывайся, снимай чулки и ложись.

— С вами хоть куда, доктор.

Она скинула чулки с поясом и легла на кушетку.

— Тьфу, ты холера… На кресло ложись. Я же сказал — не выколупывайся.

Караваев осмотрел ее промежность. От постоянных нестерильных инъекций в одно место лимфоузлы воспалились, по ходу иглы образовался своеобразный накатанный жгут-канал с открытой небольшой ранкой. Такой она поступила в центр. Сейчас все это ушло, испарилось и только еле видимые синеватые жилки просматривались для опытного глаза кое-где на голени. Стенки мелких кровеносных сосудов потеряли свою эластичность и кровь застаивалась синевой в сосудах.

Степан Петрович пропальпировал лимфоузлы — в норме. Потрогал коричневатое пятнышко в промежности — оставшийся след от проторенной уколами дорожки. Замечательно, все зажило.

Зина вдруг тяжело задышала, схватила его руку и прижала к влагалищу. Лицо исказилось в судороге и глаза просили, умоляли не отталкивать ее.

— Ладно, — произнес, начавший то же возбуждаться, Караваев. — Домой вечером заглянешь. Все, иди.

Зинка подскочила с кресла обрадованная, напевая что-то про себя, одевалась по-быстрому, подпрыгнула, словно козочка, отряхнула юбку, сделала лицо серьезным и вышла, как ни в чем не бывало.

«Вот, блин, ребенок», — усмехнулся про себя Караваев. Вздохнул тяжело — осмотр только начинался, а он уже возбудился, забыл назначить Зинаиде мазь от венозного расширения и тромбофлебита. «Черт те что творится, — подумал он. — Ничего, дома ей мазь отдам». И решил прекратить в будущем массовые медосмотры. На них шли девчонки, как на праздник, одевались в лучшее, всегда что-то короткое и соблазнительное. Выставляли свои ножки напоказ, виляли бедрами, оголяли груди и ухмылялись заинтересованно — не импотент же он. Обсуждали его поведение в кулуарах, спорили, доказывали что-то друг другу, но пока похвастаться успехами не могли. Словно массовый психоз публичного соблазнения обуял девчонок древней профессии, но внутри себя каждая рассуждала несколько иначе — хотелось теплоты, ласки, заботы. И не для всех — для себя лично, без надуманной сексуальной показухи.

Ранее, в советское время, ходили все на демонстрации 7 ноября и 1 мая, радовались всем скопом, кричали здравицы партии и правительству. Всеобщее возбуждение, ликование, праздничная лихорадочность обретались в толпе и никто не думал о существующих проблемах общества или отдельных личностей. Но праздничная эйфория заканчивалась, расходились по домам, где уже непременно могли ругнуть партийцев за пустые магазинные полки, давку в общественном транспорте и многое, многое другое.

И здесь происходило что-то нечто подобное — мысли и разговоры в толпе одни, в душе и одиночестве другие.

Караваев закончил осмотр только к вечеру, устал страшно и даже нос слегка свербел от разнообразия запахов духов, туалетной воды и тела. Закрыл медпункт, вышел на улицу, вдыхая свежий воздух полной грудью, прикурил сигарету и стоял, наслаждаясь тишиной, морозной бодростью и одиночеством.

Он действительно устал, утомился от оживленной наэлектризованности, которую всегда создавали воспитанницы на осмотрах, считая их своеобразной выходной торжественностью. Никто из них не имел высшего образования, в лучшем случае ПТУ по специальности повар, штукатур-маляр, продавец. Никто ранее не читал газет и книг, телевизор и тот смотрели урывками между делами — уколоться и обслужить клиента. Поэтому и разговоры всегда усеченные — никакой политики, мировой ситуации, науки и искусства. Но в центре была небольшая библиотека, телевизоры и многие девчонки стали приобщаться к чтению книг, смотрели не только любовные сериалы, но и слушали новости. Многое не понимали, отстали от политических и других современных терминов, слов, в массе своей иностранных. Впитывали, как губки, информацию и начинали уже обсуждать другое — не побои клиентов и ментов, денежную удачу за обслуживание или где лучше достать героин. Но сексуальная распущенность осталась. Собственно отдыхали от бывшей работы девушки, никто не хотел возвращаться обратно, мечтали завязать, устроиться на работу, завести семью и детей. Но почему-то в толпе, среди таких же, хотелось блеснуть мастерством — соблазнить мужика. И не подобного себе, не воспитанника — кого-нибудь из охраны или штатных рабочих. Наверху стоял Караваев.